Седьмой гном

За первой рюмкой появилась вторая, следом третья. Макара замутило, и в какой-то момент он резко развернулся, неудачно вписавшись в проходившего мимо бугая. Тот, как будто только этого и ждал — прихватил Чердынцева за грудки и, перекатывая во рту жвачку, стал теснить обратно к стойке, явно нарываясь на драку. Макар извинился, выставив ладони, и вознамерился уйти. Но в планах разгоряченного спиртным амбала, вероятно, было совсем иное. Осклабившись, он пер на Чердынцева, будто танк, и увеличенные зрачки его, казалось, при этом смотрели в разные стороны. Макар оттолкнул его, стараясь избежать скандала, но бугай вдруг зажал его шею локтем и совершенно спокойно стал душить.

Публика радостно заулюлюкала, с восторгом наблюдая за происходящим. Музыка, казалось, стала громче, а воздух удушливей и плотнее. Чердынцев зарычал, пытаясь вырваться из захвата, но бугай был тяжелее и пьянее его раза в три. Пара ударов по ребрам, которые удалось нанести, только раззадорили соперника. К тому же, перед глазами Чердынцева вдруг оказался кулак, который принадлежал совсем другому человеку, вероятно, товарищу бугая. Кулак встретился с челюстью Чердынцева, и теперь в голове зазвенело по-настоящему. Макар понимал, что силы не равны. Удары посыпались на него со всех сторон, и дела его были бы совсем плохи, если бы надо всем этим пьяным хохотом и визгом вдруг не прозвучал отчетливый голос:

— А ну, все по углам, мать вашу!

Захват ослаб, Чердынцев взбрыкнул, посылая удар. Но кулак его прошел вскользь по потной шее душителя, и Макар по инерции дернулся вперед, а затем и вовсе рухнул на грязный пол. Сгруппировавшись, он тут же поднялся, но со стоном схватился за голову.

— Да ты просто возмутитель спокойствия, Чердынцев! — придерживая его за локоть, процедил Ерохин. — Из всех самых поганых мест нашего города ты выбрал именно это. Решил гульнуть по полной программе? А я думал, ты интеллигент…

— Интеллигент — этот тот, кто думает о людях лучше, чем они о нем… — сплюнул кровь из рассеченной губы Макар.

Ерохин усмехнулся и сделал знак бармену. Забрав из его рук бутылку, следователь оглядел Чердынцева:

— Ладно, пошли. Я тут недалеко живу. Покалякаем.

— А есть о чем? — Макар потер шею, восстанавливая дыхание. — Слушай, я тебе хочу сказать одну вещь… — просипел он.

— Тебе же, наверное, интересно, что мы нашли? — прищурился Ерохин. Сунув бутылку в карман пальто, он направился к выходу.

— Нашли?! — Чердынцев сжал челюсти и мотнул головой, глядя ему в спину. — Нет, Ерохин, ты все врешь. Она не могла…

Глава 17 Серафима

К четырем стало темнеть. Небо заволокло снеговыми тучами, которые висели так низко, что, казалось, еще немного, и они раздавят и поселок, и старую дачу, спрятанную между сосен и сугробов. Пока сияло зимнее солнце, в доме было светло и радостно, но теперь тьма сгущалась не только на улице, но и на душе у Симы. Чтобы занять Илюшу, она дала ему веник и попросила вымести пол. Вот только они с Чихуном устроили турнир по вытягиванию прутьев из связки, и скоро от веника осталась только палка.

В маленькой кастрюльке варилась картошка. Руки Симы стали красными от ледяной воды и никак не хотели отогреваться. Она держала ладони над паром и задумчиво смотрела на белесые пузырьки закипающей воды.

Когда Серафима поняла, что Горецкая совсем не та, какой хочет казаться? Уж точно не в тот день, когда пришла к ней впервые. Скорее, через месяц, когда разговор вновь зашел об оплате.

— Я тебе премии платить не собираюсь, — заявила старуха. — Если рассчитываешь обогатиться за мой счет, то у тебя ничего не получится. Вот ты хватаешься за все, а ведь в твои обязанности входит только уборка, готовка и покупка продуктов.

— Амалия Яновна, — вздохнула Сима, — неужели вы думаете, что я ничего не понимаю? Если бы я хотела денег, то… — она не закончила и снова вздохнула.

Горецкая ждала, насмешливо приподняв бровь. В тот момент Сима, стоя на табуретке, протирала листья огромного фикуса, поэтому просто развела руками — мол, все и так понятно. Спустившись, она прополоскала в тазу тряпку, хорошенько выжала ее и, поддерживая нижний плотный листок, смочила его темно-зеленую поверхность.

— Когда закончу институт, у меня будет больше выбора. В школу можно пойти, или, например, в какое-то культурное учреждение. Илюша подрастет, станет легче…

— М-да, времена нынче другие, — хмыкнула Горецкая. — Раньше бы тебя и на пушечный выстрел к детям не подпустили.

— Это почему же? — опешила Сима.

— А какой пример ты собираешься им показывать? Родила без мужа, значит, способна на… — в глазах Горецкой промелькнуло что-то и тут же скрылось в мутноватых зрачках.

Симе показалось, что старая актриса совсем не хочет говорить подобные вещи и делает это через силу, но уже в следующее мгновение Горецкая все же закончила фразу словом, от которого у Симы вспыхнули уши и засвербело в затылке.