Седьмой принцип

Гадалка долгим взглядом, каким смотрят в ночь или на дорогу, посмотрела в его лицо, и прочитал в ее глазах Лис и печаль, и горечь, и невыразимую грусть, и неразделенное страдание. Стыдно ему стало за свой вопрос, словно глупость он сморозил несусветную.

– Известно чем, – тем не менее со вздохом ответила Нина Филипповна. – Сердцем этого зверя кормят.

И прикрыла рот ладонью, испугавшись своих слов.

– К-каким сердцем? – заикаясь, осмелился на уточнение Лис.

– Вестимо, своим, – подтвердила Нина Филипповна. – Где взять другое, ежели сидишь у коня на спине?

– Но ведь… Это жизнь?

– Вот именно, жизнь. Поэтому надеюсь, что ты найдешь себе лошадку поскромней… Ну ладно, – подвела черту. – Пора. – Подожди-ка, – остановила она его у двери.

Пошла зачем-то в комнату, а вернувшись, сунула ему в нагрудный карман куртки очки с круглыми синими стеклами, толстыми, почти непрозрачными – совершенно антикварную вещь.

– Тебе пригодятся, – ответила на его немой вопрос и осторожно, словно благословляя, погладила карман подушечками пальцев. – Найди Нараду, – велела ему напоследок. – Дощечку свою взял? Хорошо. Все остальное, думаю, он сам тебе объяснит и расскажет. Он для того здесь и объявился. Но про меня ему не говори, даже не упоминай, незачем ему знать обо мне…

– Мы с вами еще увидимся? – спросил Лис, при этом захрипел и закашлялся.

– Увидимся, конечно, – сказала Нина Филипповна, сложив губы и пухлые щеки в смешную гримаску серьезности и значительности. – Где-нибудь, когда-нибудь обязательно увидимся. Ну, храни тебя Бог.

С этими словами она вытолкала его из квартиры и закрыла дверь.

Спускаясь по лестнице, Лис спиной ощущал взгляд янтарных совиных глаз Нины Филипповны. Совершенно совиных…

Глава 15 Нарада

Нараду Вениамин нашел точно там, где говорила Анна, – в центре, на перекрестке у гастронома. Он сидел в позе лотоса на расстеленной прямо на асфальте домотканой подстилке из верблюжьей шерсти. Прислонившись спиной к газетному киоску, бренчал на своей балалайке. Лис совершенно определенно знал, что никакая это не балалайка, а индийская вина и что не завывание ветра в дымоходе воспроизводит сей уличный музыкант, а воспевает гимны, молитвы и мантры своим самым главным и правильным богам, но по дурацкой привычке, за которую сам себя корил, внутренне ерничал. Нервничал, что поделать.

Перед Нарадой полукругом стояли десятка полтора зрителей и молча, с подобающим вниманием и даже почтением слушали его песнопения. Когда очередной гимн заканчивался, граждане бросали монеты в стоявшую на подстилке круглую деревянную плошку, затертую до черноты, засаленную, щербатую по краю, и уходили, притихшие и одухотворенные. На их место тут же становились другие, перекресток был людным, и недостатка в слушателях не ощущалось, по крайней мере сейчас, в середине рабочего дня.

Лису показалось удивительным, что, сколько бы в плошку ни бросали денег, в ней всегда оставалось не более трех монет на самом дне. «Что за фокус такой? – подивился он. – Одно слово: факир».

Факир, заметив Веню среди слушателей, виду сразу не подал, а доиграл и допел до конца очередной гимн и только после этого положил инструмент на колени. Руки с трепетными пальцами он опустил на струны. Приобщившиеся к его искусству побросали свои монетки в чашку и, внемля посылу, быстро разошлись, оставив Лиса наедине с Учителем. Наедине – не случайно выпавшее в сознании слово, Лис почувствовал, что за его спиной реально возникла стеклянная стена, вырезав объем из общего городского пространства, в пределах которого остались он и этот уличный музыкант, с его подстилкой, плошкой, виной и тем боком киоска, на который он опирался. Все, что осталось вне, виделось как бы чуть смазанно и бледно, и звуки долетали оттуда приглушенные – не царапающие слух отголоски.

Нарада поднял на Лиса желтые азиатские глаза. По его плоскому, скуластому лицу стекали книзу густые вислые, как у Максима Горького, усы. Он и был бы похож на Максима Горького, если бы тот был китайцем. Бритым наголо китайцем. Ну, может, и не китайцем. Индусом вот. Да, пожалуй, индусом. Очень худым и длинным индусом – ишь, сидит, словно метр складной…

«Что за ерунда, – подумал Лис. – Это лицо постоянно меняется, перетекает, плывет… Невозможно запомнить или составить точное представление… Только глаза неизменны, цепкие, как у рыси. И желто-янтарные. Где-то я такие видел, совсем недавно».

Глаза Нарады, словно два лазера, прожигали Лиса насквозь. Под их проникающим воздействием Веня почувствовал себя ужасно неуютно, до того, что ему нестерпимо захотелось уйти. Повернуться и пойти, прочь, до ближайшего угла, а там бежать изо всех ног.

Только куда – уйти? Куда бежать? Разве убежишь… Все его дороги, как оказалось, ведут сюда, к этому индокитайцу, без вариантов.

Нарада подал ему знак приблизиться, и когда Лис подошел ближе, он плавным жестом указал ему на подстилку перед собой. Поколебавшись, так как не знал, как сделать правильно, Лис опустился на покрывало коленями, оставив туфли вне его. Поза оказалась не слишком удобной, но ничего, терпимой.