Седьмой принцип

Лис откинулся на спинку скамейки и, распахнув глаза, всмотрелся в небо над головой, и это синее полотнище вдруг раздалось в стороны, расступилось, явив глубины, в которые заглядывать не дано никому из здешних. Эй, вы, нижние, знай свое место! Изумившись невиданному и неведомому, он вдохнул всей грудью, полными легкими – и задохнулся тайной, которой, как оказалось, пропитан и воздух, и мир, и все вокруг. С сознания его словно спала завеса, пелена неведения, разум раскрылся, и в него сплошным разноцветным потоком хлынули воспоминания. Именно воспоминания, а не видения или сны, что бывало раньше и лишь смущало и запутывало, не проясняя ничего. Теперь Лис вспоминал то, что было с ним самим, что он знал и переживал когда-то. Как такое могло быть – об этом он даже не задумывался, да и какое это имело значение?

Лис улыбнулся: теперь он знал, что такое Белый свет. Ведь было сказано: да будет свет. И стал свет.

Горний мир, Дольний мир или, скажем, мир Темный – все эти названия и понятия хороши для тех, кто способен проницать взглядом и охватить разумом глубины и высоты, все тело мироздания. А кто способен? Мы их не знаем, не знакомы лично.

Обитатели Горнего мира называют его просто – Белый свет.

В пространстве, всегда залитом светом, источником которого была не звезда, не солнце, а неотъемлемое изначальное свойство самого пространства – порождать свет, белый день сменялся белой ночью, и ритм этих смен задавал ритм жизни. Там не было тверди под ногами – одной на всех; в пространстве, не сталкиваясь и не наползая один на другой, плавали острова-таксоны, на которых жители устраивали свою жизнь так, как они того желали, и всем хватало места, и все были довольны. Лис вспомнил и словно увидел воочию свой дом с мастерской на таком острове, и пушистую зеленую траву перед ним, и руки у него зазудели, и пальцы задрожали-задвигались, так ему нестерпимо захотелось немедленно же продолжить работу, которую пришлось внезапно бросить. Ведь он так и не доделал, не достроил для Совы кровать, настоящее супружеское ложе из дерева гофер.

Сова… Алия…

Наряда едва не забыл сказать, что Алия была его дочерью. Забыл, как же… Этот вечный старец никогда ничего не забывает, разве что какие-нибудь пустяки. Но единственная, любимая и внезапная дочь – не пустяк. Совсем не пустяк. Алия была смыслом, наполнением и радостью его жизни, во всяком случае, той видимой ее части, которая протекала на Белом свете.

Про мать Совы никто ничего толком сказать не мог, потому что никто ничего и не знал. Просто однажды Нарада куда-то исчез, как бывало не раз, а вернулся уже с маленькой дочкой на руках. Поговаривали, впрочем, что родительницей Совы была одна из норн – волшебниц и вязальщиц судеб. Скорее всего, здесь отличилась Скульда, но некоторые указывали на Урду, другие – на Верданди. Вполне возможно, и даже вероятнее всего, что в процессе поучаствовали и каким-то образом способствовали рождению девочки все три сестрицы. В пользу этой версии говорили проявившиеся сызмальства необычные способности Совы, а также тот факт, что на таксоне Нарады в разное время, но довольно часто, появлялись каждая из трех норн. Прошлое и будущее не были для Совы такой уж большой тайной. О том и о другом она узнавала, глядя в Быстрое и в Медленное зеркала, которыми обладала и которые, как известно, ранее принадлежали норнам. В Медленном зеркале читалось прошлое, в Быстром виделось будущее, ну а разбираться в настоящем ей помогали карты.

От отца Алия унаследовала колючий нрав, стальной характер и способность перемещаться, если и не по семи, как Нарада, мирам, так, во всяком случае, забираться в такие места, в которые никто другой проникнуть не мог. В общем, как поговаривали, рождение Совы отнюдь не было случайным, а преследовало некие цели в глобальных раскладах, которых, конечно, никто знать не мог, кроме тех, кто их составлял. Опять же, указывали, кивали, осторожно намекали на участие кое-кого из принципов, но об этом – тсс! – не здесь и никогда. Словом, ясно, что на Сову кое-кто возлагал определенные надежды.

Но тут появился он, Фрюж.

Нет, скажем так: был еще Эфалид. Раньше был. Но потом все же появился Фрюж, непредусмотренный, но неотвратимый фактор, и все пошло не так. Не так, как планировалось, хотя бы потому, что в планах для Фрюжа места не предусматривалось. Совсем.

Эфалид являлся сыном Гермеса, того самого, трижды великого. От отца он унаследовал не только безграничную память, что наделяло его бессмертием, но и принадлежность к высшему слою белосветского общества, к которому в силу собственного происхождения принадлежал и Нарада. Перешла от отца к сыну и чрезмерная его любовь к противоположному полу, и особая ловкость в воровстве, и тем и другим он чрезвычайно гордился и похвалялся. Не корысти ради все им делалось, а славы для.

Алия и Эфалид знали друг друга с детства, и знакомство их тоже не было случайным, так как родители давным-давно обо всем договорились и ударили по рукам. И следовало бы думать, что союз их предопределен, но в деле этом имелась одна тонкость.