Седьмой принцип

По законам Белого света Алия имела право – и должна была – сама выбрать себе мужа. Вопреки расхожему мнению, не существовало какого-либо особого ритуала смотрин и объявления, просто в день достижения возраста совершенства девица ставила в известность о своем решении отца. И никто не имел права противиться ее решению или отменить его. Но вот подвести ее к правильному или нужному выбору не запрещалось. Поэтому-то родители – и Нарада, и Гермес со своей стороны – всячески способствовали поддержанию и развитию отношений между Алией и Эфалидом, не намекая, а говоря прямо при этом, какой выбор девушки они считают правильным и желанным. Что касается Эфалида, так он, с его приобретенным уже к тому времени опытом и шлейфом побед на любовном фронте, даже не сомневался, что и эта, очередная, запланированная, уже у него в кармане.

Но тут невесть из каких глубин мироздания на своем зеленом таксоне выплыл Фрюж и сразу же утвердился в центре обжитого Совой и подвластного ей мира. Такое у него было свойство – всегда находиться в центре. Никто точно не знал, откуда появился этот светловолосый, с легкой рыжинкой парень. Никто ничего не слышал о его родителях, что намекало на то, что происхождения он совсем не знатного. Хотя, учитывая белосветскую повсеместную любвеобильность, помноженную на фривольность нравов, здесь вполне могли быть сюрпризы. Фрюж на этот счет помалкивал, предоставив всем желающим строить свои догадки. Он вообще был немногословен и сдержан в проявлении чувств и эмоций, но в то же время умом обладал острым, в суждениях был точен, а словцо мог выдать жаркое и язвительное.

Хотя жизнь на Белом свете того не требовала, Фрюж владел профессией. Он был мебельщиком, краснодеревщиком, и в своей мастерской, пристроенной к его дому на таксоне, он делал на заказ всем желающим мебель. Руки Фрюж имел золотые и творил ими форменные шедевры, при том при всем за работу брал ровно столько, сколько мог заплатить за нее заказчик. То есть цена на его изделия зависела от размеров кошелька покупателя, и он так убедительно доказывал справедливость такого подхода, что никто с ним и не спорил. Дерево же для своей мебели он мог достать любое. И доставал! Если только такое где-то растет на свете, и если заказчик пожелает, он добудет такое. Где, как, каким образом? Фрюж никогда не раскрывал своего секрета, на расспросы не отвечал, отмалчивался, загадочно улыбаясь в бородку. Поговаривали, что так же, как древесину, он мог достать все что угодно. Поговаривали, что именно этим он на самом деле и занимался. Потому что как ведь иначе? На такой дом, как у него, на мастерскую – мебелью да своими руками не заработаешь. Кто-то считал его королем контрабандистов, хитрым и удачливым, и кличка к нему приклеилась соответствующая – Лис.

Словом, не было достаточной причины, по которой Алия не обратила бы на Фрюжа своего внимания. Наоборот, очень скоро Сова поняла, что в этом парне ее привлекает все. И сила, и ум, и самостоятельность. Самодостаточность! И еще, конечно, тайна, которая окружала его и укутывала флером загадочности. Неудивительно, что вскоре у Совы появилась и собственная тайна, с Лисом связанная. Поначалу, конечно, эта тайна была закрыта для нее самой, а когда открылась, она едва не сошла с ума. Потому что сколь прекрасной, столь и невозможной была эта любовь. И по многим причинам.

Конечно, Сова знала наверняка, просто в силу того, что она Сова, что Фрюж отвечал ей взаимностью. Но этого же мало! Ей нужны были доказательства. Неоспоримые! И подтверждения. Много! Каждый день! Потому что Лис, он же такой! Как можно ему верить?

– Лис непременно съест Сову, – говорила она, – а я этого не хочу. Я буду сопротивляться!

И она сопротивлялась, мучила себя и его, а заодно уж всех вокруг. Когда же Нарада сказал ей открытым текстом: даже не думай, Алия устремила на него свои желтые совиные глаза и гордо ответила:

– Почему же? Разве не мое это право – решать? Я как раз подумаю, время у меня еще есть.

До наступления срока ее совершенства и, соответственно, момента оглашения ею своего выбора оставалось не более десяти дней.

Именно в это время в мастерской Фрюжа появился Эфалид, известный также повсеместно под прозвищем Бун, которое, видимо, символизировало наличие в его голове некой воображаемой, а то и реальной запруды, не позволявшей различным знаниям растекаться и исчезать неизвестно где. Славен и страшен был Бун своей безграничной, нечеловеческой памятью, которой наделил его отец Гермес.

Конечно, Лис знал, кто такой Эфалид. И когда тот с загадочным и надменным видом в молчании ходил по мастерской, Лис был уверен, что не ради мебели появился здесь Гермес-младший. Совсем не ради мебели.