Ахмад Башир повторил свое ругательство, прибавив к нему еще и отцов противника. Один из солдат, видимо самый обидчивый сделал выпад, который Имран успешно отразил. Отбив саблю кинжалом, он, сделав шаг вперед, схватил левой рукой солдата за запястье, а правой рукой всадил ему кинжал в грудь. То, что происходило дальше, рука романиста описать не в силах. Можем только отметить, что из звуков в коридоре преобладали: металлический лязг и яростные возгласы. Имран сражался, как лев и уж если мы взяли примером представителя фауны, то Ахмад Башира было бы уместно сравниться с медведем. Он все- таки последовал совету Имрана и отнял саблю у ближайшего солдата, правда, ценой потери двух своих пальцев. В этой схватке они одержали победу, правда, безрезультатную. Оставшиеся в живых офицер и начальник тюрьмы отступили за решетку, преграждающую коридор и успели ее запереть, отрезав нашим героям, путь к спасению. Четверо дейлемитов лежали бездыханные в луже крови. Ахмад Башир вновь произнес непристойное слово, означающее одновременно, что все кончено и кончено плохо.
Он бросил на каменный пол скользкий от крови кинжал. Оторвал от рубахи полоску ткани и стал перевязывать руку, останавливая кровь.
– Что-то сегодня ты особенно сквернословишь, - тяжело дыша, сказал Имран.
Он был весь залит кровью от множества порезов.
- Наверное, сейчас все заживет, как на собаке, - завистливо сказал Ахмад Башир.
Послышался топот ног и новые голоса. Ахмад Башир посмотрел в сторону решетки. Начальник тюрьмы пытался незаметно для других, делать ему какие-то знаки. Сзади него показался отряд вооруженных людей. Это была поднятая по тревоге караульная команда.
- Пора бы уже им, - тревожно сказала Фарида, она не находила себе места от волнения, ходила по комнате, то и дело подходя к двери, выходящей на улицу и прислушивалась к звукам
- Хватит уже тебе, - раздраженно сказала Анна, - и ходит и ходит, голова кружится. Ахмад Башир сказал, что если получится, то они придут на рассвете.
- Получится, а если не получится?
Фарида не могла справиться с собой, ее бил нервный озноб. Она вышла во внутренний двор и, поглядев на небо, воскликнула:
- Это что, не рассвет по твоему, звезд почти не видно.
- Рассвет, это когда солнце встает, - пыталась успокоить ее Анна.
- Много ты понимаешь, - огрызнулась Фарида, - рассвет, - это когда светает, светло становится, понимаешь?
Анна пожала плечами.
- Дура, я дура, - горестно сказала Фарида, - Ну придет он, и что. Какими глазами он на меня будет смотреть, что у него за это время любви прибавилось ко мне? Сколько лет я его ждала.
- Ты так говоришь, как будто у тебя был выбор.
Анну с детства отличала любовь к истине.
- А что ты думаешь, был, - вызывающе сказала Фарида, - староста нашей деревни, между прочим, всегда ко мне подкатывался.
- А ты что же?
- Я замужняя женщина, - холодно сказала Фарида, - у нас говорят, что второй раз замужнюю женщину может обнять только могила. Скажи лучше, чьего ребенка ты носишь?
- Нет, ты действительно дура, - в сердцах сказала Анна, - я тебе уже сто раз говорила, что это ребенок Абу-л-Хасана.
- Сама дура, - беззлобно сказала Фарида.
Она подошла к Анне, заглянула ей в глаза, и неожиданно сказала:
- Может быть, я и дура, но если удастся спасти Имрана, я буду рада видеть тебя в качестве его второй жены.
У Анны слезы навернулись на глаза, она спросила:
- А этот ребенок?
- Вырастим.
Анна тяжело вздохнула.
- У нас не принято многоженство.
- Какая же ты неблагодарная, - рассердилась Фарида, - ты, что же хочешь, чтобы я ушла, оставила его тебе и не мешала вам.
- Прости меня, - сказала Анна, - я не могу сейчас об этом думать, конечно, ты права.
- Так ты согласна? Мне бы хотелось иметь определенность до того, как он появится здесь.
- Кто-то идет, - вместо ответа сказала Анна.
Обе прислушались. Шаги, кашель. Появился старик, хозяин дома.
- В тюрьме шум, - сказал он, - полиция окружила тюрьму. Боюсь, что дело неладно.
Через три дня, когда женщины совсем потеряли надежду, в дверь постучал человек и передал записку из тюрьмы.
Анна, с трудом разбирая неровный почерк Ахмад Башира, прочитала следующее: