Сефира и другие предательства

А в детстве верил. Одно из самых ранних и ярких воспоминаний – статуэтка. Папа держал ее на своем широком письменном столе, на котором писал от руки первые черновики своих сценариев, ссутулившись, с чашкой кофе у левого локтя, в окружении безделушек, побрякушек, фотографий и открыток: «„аркбутаны“ [63] моего воображения» – так он называл то, что мне, ставшему старше, стало напоминать алтарь своеобразному языческому божеству. Статуэтка занимала почетное место: Фрэнсис Форд Коппола прислал ее отцу после ужина с долгой и приятной беседой о версии истории Фауста, которая так и не продвинулась дальше их трапезы, – так, во всяком случае, сказал папа. Статуэтка была около восьми дюймов в высоту и изображала архангела Михаила, изгоняющего дьявола с небес. Мои друзья католики говорят, что образ узнаваем, практически стандартное представление этого события. Но для меня, выросшего в добропорядочной пресвитерианской семье, в которой не одобрялись изображения кумира (хотя, если честно, больше по причине их безвкусицы, чем возможного идолопоклонства), статуэтка обладала почти тотемистической силой. Голову архангела венчал золотой нимб, похожий на звезду с исходящими от нее лучами, в блаженных чертах его склоненного лица выражение первоверховного безразличия. Правая рука архангела с коротким мечом в ней была поднята над левым плечом как будто для удара. Левая рука покоилась на бедре, почти небрежно держа длинное копье. Крылья архангела были такими же компактными, как и его меч, и одет он был в белую тунику, поверх которой блестела золотая кольчуга. На ногах его были сандалии с крагами, доходившими почти до колен, и подошвой правой ноги он наступал на лицо дьявола. Как бы ни очаровывала меня фигура ангела-воина, оружие и доспехи которого, казалось, наводили на мысль о том, что мой интерес к комиксам о Конане-варваре может быть более совместим с моим религиозным воспитанием, чем полагала моя мать, – изображение дьявола под пятой ангела буквально завораживало меня. Дьявол был темного цвета – не черного и не коричневого: сочетание этих двух цветов, напоминало мне дым от костров, которыми отец любил завершать семейные вечеринки. Голова его была повернута вбок, так что сандалия святого Михаила подпирала его левую щеку и челюсть, в то время как правую половину лица прижимала к каменистой поверхности, которая, как я знал, символизировала ад. Волосы у него были короткие и черные, на лбу – пара небольших рогов, глаза выпучены от того, что я принимал за ярость и боль, заостренный язык высунут из раззявленного в нескончаемом крике рта. Руки дьявола, заметно более мускулистые, чем у архангела Михаила, раскинуты в стороны, запястья окружены тускло-серыми кандалами, и мне было непонятно, то ли художнику не удалось их завершить, то ли их разорвал сам дьявол. На нем тоже была туника, но грязная, почти такого же дымчатого цвета, как и он сам, и прикрывала лишь одно плечо. Кончик копья, который так беспечно держал святой Михаил, навис над сердцем дьявола. По обе стороны от него торчала пара черных крыльев, как у летучей мыши, вдавленных в неровную почву ада его собственным весом. Его колени были согнуты, раздвоенные копыта прижаты к земле, как будто он не оставлял попыток подняться на ноги. Выползший из-под туники шипастый змеиный хвост цеплялся за его правую ногу.