Хотя у меня не было желания возвращаться в свой дом, казавшийся мучительно близко к тому месту, где вырвался в этот мир бык, другого пути к родителям Прин я не придумал и поэтому поехал домой. Припарковав грузовик, я собрался бежать к задней части дома, чтобы через дверь подвала попасть внутрь. Вряд ли лучший способ укрыться от быка – который, я не сомневался, направляется сюда за мной, – в подвале или на первом этаже, откуда в случае необходимости можно сделать бросок к грузовику. Однако когда я вышел из кабины и приготовился рвануть к дому, что-то на грузовой платформе привлекло мое внимание. Я быстро огляделся и, убедившись, что быка поблизости нет, торопливо обошел машину сзади. От пассажирской двери до самого конца платформы бок грузовика покорежен и помят в полудюжине мест, подкрылок треснул и частично выдавлен наружу. Между задним правым колесом и задней дверью глубокая вмятина заканчивалась рваной, шириной в мою ладонь, дырой с зазубренными краями. Внутри этой дыры торчал из платформы предмет, привлекший мое внимание: острие белого рога длиной в фут, кончик которого был не затуплен, а основание – шершавое на месте излома. Наклонившись к платформе, я попытался выдернуть обломок рога. Если не принимать во внимание бороздки, прорезанной осколком металла, поверхность обломка оставалась гладкой и прохладной. Без особых усилий я освободил и взвесил на руке – он показался мне удивительно легким. Держа обломок рога, я почувствовал, как паника – та, что несколько мгновений назад влекла меня домой, улеглась, и тем не менее, быстро зашагал к крыльцу.
Внутри царил полумрак, электричество все же отключили. Я зажег одну из свечей, оставленных на кухонном столе, и с ее помощью осветил себе путь на второй этаж, в маленькую комнату, служившую мне домашним офисом. Там я выдвинул нижний ящик стола, в глубине которого хранились те вещи, которым я планировал найти постоянное «пристанище» позже. Я положил туда фрагмент рога вместе со странно тяжелым обломком камня, который подобрал в храме и в какой-то момент сунул в передний карман джинсов. Я задвинул ящик, закрыл за собой дверь кабинета и спустился по лестнице. В дальнейшем я в течение нескольких недель не входил в эту комнату и ничего не рассказывал о том, что хранилось в ящике моего стола или откуда это взялось, Прин или ее родителям, когда на следующий день их машина показалась на подъездной дорожке, или близнецам, когда они вернулись домой на рождественские каникулы. Повреждение грузовика я объяснил несчастным случаем, который произошел, когда я в разгар урагана пытался пробиться к родителям Прин. Я рассказал, что выехал на затопленный участок дороги и обнаружил, что уровень воды выше, чем я предполагал. Грузовик снесло с дороги, борт зацепил деревья, мне лишь чудом удалось включить полный привод и выбраться из западни. Правдоподобию моего рассказа помог внушительный синяк, украсивший мой лоб, когда я ударился об руль, хотя тесть моими объяснениями остался явно недоволен. Не стала радоваться и страховая компания моему заявлению, которое сначала отклонила, а затем, когда я предложил судебное разбирательство, отказалась покрывать ущерб в полной мере, ссылаясь на роль безрассудности моего поведения в причинении ущерба. Я получил от них то, что удалось, и в следующем году обменял свой грузовик на небольшой универсал.
Прин приехала с родителями и спустя пару недель решила не уходить от меня и сохранить наш брак. Со своей бывшей общение я прекратил, удалив аккаунт, с которого писал ей. Дней через десять после того урагана я ехал по дороге, с которой увидел сверкающее дерево, – прямая и короткая, она через несколько сотен ярдов пересекалась с другой. Близнецы вернулись из-за границы с учебы в выпускном классе средней школы и планируют снова уехать – теперь поступать в колледж. Я не оставил своей работы, и когда на нас налетела следующая буря, не стал ничего предпринимать кроме того, что проверил, хорошо ли закрыты окна.
С каждой последующей бурей я, когда это было возможно, делал одно и то же: убедившись, что окна закрыты, поднимался на второй этаж к себе в кабинет. Я сижу за столом лицом к окну, выходящему на задний двор. Я смотрю, как стучит по стеклу дождь и ветер треплет деревья. Я щурюсь на сполохи молнии, слушаю, как раскаты грома сотрясают окно. Я стараюсь не вызывать в воображении лицо, которое видел на полу храма, его единственный глаз, бесстрастно смотрящий куда-то вверх. Я стараюсь не думать о том другом месте – о роще, в которой бродил, о шуме волн океана, лежащего по ту сторону завесы – тонкой, как паутина, и широкой, как мир. Я стараюсь не потакать эмоциям, которые захватывают меня, которые продолжают откликаться на призывы каждой бури. В какой-то момент я достаю из ящика рог, обломок камня и кладу их на стол. Положив по обе стороны от них руки, я смотрю в окно и напоминаю себе, как сильно я люблю свою семью.
С комфортом в доме дьявола
I
– Каждому человеку в его смертный час является дьявол, – любит говаривать мой отец.