Среди деревьев тяжелый запах цитрусовых ощущался сильнее. Воздух был теплым, послештормовую прохладу из него вытеснило тепло, излучаемое деревьями. Низкое ворчанье двигателя грузовика перекрывалось другим звуком, похожим на шум ветра в листве, который перемежался с неравномерным гулом, прилетавшим как будто с другой стороны поляны, от нескольких белых объектов, в сторону которых я направлялся. Прямые и светлые, они казались другим видом деревьев, рощей внутри рощи. Мягкие стволы их были гладкими; они поднимались к кронам, хорошенько рассмотреть которые на таком расстоянии я не мог, но они как будто переплетались друг с другом. Только когда я подошел к краю поляны, на которой росли те белые деревья, я понял, что на самом деле это колонны. Возможно, десять или пятнадцать, они располагались широким кольцом под небольшим куполом, который поддерживали, частично обрушенным с моей стороны. Колонны и крыша были как будто из мрамора или похожего на него камня. Земля вокруг храма – именно это слово пришло мне на ум, – если не считать нескольких упавших листьев, была голой. Насколько я мог видеть, на внешних поверхностях сооружения не было ни надписей, ни каких-либо знаков.
Слезы текли по моим щекам. Запах апельсинов и шум, похожий на громкий шелест, окружали меня. Натянутые нервы гудели. Я чувствовал: сейчас может произойти что угодно. Помня о поврежденной крыше, я осторожно приблизился к храму. На полу под проломом громоздилась куча битого камня. Пройдя между двумя колоннами, я увидел, что обломки частично закрывают мозаику, украшавшую пол. На изображении, выполненном в двухмерном стиле византийской иконописи, я разглядел голову и плечи женщины, чьи волнистые каштановые волосы рассыпались по верху персикового одеяния. Большая часть ее лица скрывал упавший обломок камня, который также расколол и расшатал десятки мозаичных плиток размером с ноготь большого пальца, но один широкий карий глаз оставался виден. Я опустился на колени рядом с ним, положил ладонь на радужную оболочку глаза. Плитки были прохладными, швы между ними – незаметными. Я поднял один из обломков крыши размером с четвертак, но заметно тяжелее. Я взвесил его в руке, прислушиваясь к шелесту, который здесь звучал не сказать, что громче, но отчетливее настолько, что я смог идентифицировать его как прибой, выбрасывающийся на берег и отступающий, и изредка – грохот обрушивающейся волны. Меж колонн напротив меня просматривалось место, где земля плавно поднималась. С другой стороны этого уклона и прилетал сюда шум прибоя, дыхание океана. Я встал, из моих глаз снова полились слезы, и в этот момент увидел фигуру, движущуюся по склону холма.
Это было огромное животное, пересекающее дорогу справа налево. Его плечо казалось округлой горой, переходящей в долгую спину, которая в свою очередь поднималась на бедрах. Зверь приостановился и повернул голову в мою сторону, выставив на обозрение пару широко расставленных рогов. Он поднял морду и, издав шумный звук раздувающихся мехов, вздохнул. Затем еще раз, и тогда я понял, что он принюхивается. Он опустил голову и развернулся весь в мою сторону. Когда он взобрался на холм, я увидел, что это бык – но такой, который словно явился прямо из древнего мифа. И дело не только в том, что он был намного крупнее любого быка, которого мне доводилось видеть, в два, а то и в три раза. Его шкура сияла красным золотом солнца, скользящего к линии горизонта, рога слепили белизной морской пены. Очертания морды были тонко, даже изящно сформированы – настолько, что это животное могло бы послужить образцом для всех представителей своего вида. Если бы не огромное железное кольцо в его ноздрях, я бы легко поверил, что вижу перед собой бога, решившего принять облик быка во время своего последнего пребывания на Земле. В этот момент, при виде стоящего на вершине холма-исполина, мне захотелось упасть на колени: его присутствие здесь было подобно торжественному гимну, который вдруг грянул большой симфонический оркестр. Бык запрокинул голову и взревел – глубокий и раскатистый, его рев заставил задрожать листья на деревьях. Я отступил на шаг назад. Бык опустил голову и принялся рыть копытом землю. Ждать его нападения я не стал и поспешно бежал из храма тем же путем, которым пришел.