Сегодня мы живы

Американцы занервничали. Матиас отвел Жюля в сторонку и объяснил, что лейтенант Пайк не из тех, кого можно вышвырнуть за дверь, поэтому нужно успокоиться, иначе солдаты надают пинков ему и устроят гражданским кислую жизнь. Пайк подошел и спросил недовольным тоном:

– Что говорит этот лягушатник?

– Он не чувствует себя в безопасности, предлагает организовать патрулирование и несколько засад.

– Ты уверен, что правильно перевел?

– Если хотите знать мое мнение, фермер прав…

Жюль сумел взять себя в руки, лейтенант кивнул и вернулся к Максу и Дэну. Матиас заметил, что Рене стоит рядом, она взяла его за руку и взглянула на фермера. В этой малышке есть нечто особенное, этакое не-пойми-что, оно успокаивает и пугает. Она похожа на Жинетту в молодости.

Та была «особого сорта», как говорили в их местах. Красивая девушка со странными глазами, дикарка, одиночка. Дочь цыганского племени. Отца Жинетты никто не знал, мать воспитывала ее одна и унесла свою тайну в могилу. Соседи говорили, что она крутила любовь с цыганом. Это объясняло, откуда у ее дочери дар целительницы и ясновидящей. Жинетта была немножечко колдуньей, но действовала только во благо ближним и ходила в церковь.

Все шло хорошо до того дня, когда ее позвали к чахоточному ребенку. Она согласилась ухаживать за ним за стол и кров, как все странствующие знахарки. К несчастью, маленький пациент на следующий день умер, и родители обвинили в этом Жинетту, хотя прекрасно знали, что мальчик обречен. По округе разошелся слух, что цыганка его сглазила, и она стала «неприкасаемой». Жинетта жила в хижине на опушке леса, ставила силки на мелкую дичь, разводила огород, у нее было несколько кур, иногда ей платили редкие пациенты.

Жюль Паке следил, чтобы она ни в чем не нуждалась, но Жинетта была слишком горда и брала деньги только за лечение домашней скотины. Когда началось наступление в Арденнах, он почти силой заставил ее переселиться на ферму. Упрямая старуха не была уверена, что сидение в подвалах, набитых американцами, продлит ее жизнь на несколько лет. Ей было бы куда спокойнее дома в компании двух престарелых куриц. Она перестала ворчать, когда появилась эта странная парочка: малышка и «канадский» солдат очень ее интриговали. Жинетта чувствовала необъяснимую симпатию к Рене, да и к ее защитнику тоже, но по совсем другой причине.

Жюль не без труда отвел взгляд от девочки – и тут же встретился глазами с Жинеттой: должно быть, она давно за ним наблюдала. Чертова ведьма! Они понимали друг друга без слов: если Жюль останется рядом с солдатами, дело может плохо кончиться. Когда он «выступил» в последний раз, случилась драка с двумя бошами, и ферму едва не сожгли… Жюль обнял Юбера за плечи и увлек за собой в соседний подвал. Рано или поздно янки отправятся домой. Надерут задницу немцам, освободят Европу и уплывут. Они, конечно, неотесанные мужланы, и у Жюля чешутся руки «подправить» челюсть Тарзану, но придется смириться.

Солдаты что-то горячо обсуждали, собравшись вокруг вновь прибывших. Тритс достал из кармана «Лондон таймс» за 20 декабря и начал читать вслух первую страницу:

– «Немецкое наступление в Арденнах…»

– В Арденнах? – переспросил молоденький солдатик, который должен был бы ходить в школу, а не воевать в забытой богом бельгийской дыре. Если ему повезет выжить, он эту страну и на карте не найдет!

Тритс продолжил читать:

– «У Сен-Вита сошлись в жестоких сражениях печально известная дивизия СС «Адольф Гитлер» и американский танковый корпус. Пленных солдат, в том числе раненых, эсэсовцы расстреляли из пулемета»[43].

Наступила тишина. Американцы старались не смотреть друг другу в глаза. Некоторые закурили. Матиас наблюдал за беднягами, внезапно поддавшимися страху. Сильному страху. Нацисты – непревзойденные мастера ужаса, им точно нет равных в истории, хоть Матиас и не силен в этой науке. Один Пайпер чего стоит! Он представлял, как в эти мрачные, тяжелые дни Иоахим заклинает судьбу, принося человеческие жертвы, воображая себя героем «Гибели богов»[44].

– Вы уже встречали засланных диверсантов? – спросил Макбет.

Нет, никто не встречал. Матиас почувствовал пьянящее ликование. Риск был его работой, всю войну адреналин, как горючее, помогал ему не останавливаться.

– А вы? – поинтересовался Пайк.

– Нет. – Тритс покачал головой. – Но я знаю, что трое попались по глупости. Один из них не знал, кто такой Джо Ди Маджо[45]. Их расстреляли.

Последовали злорадные комментарии. Поделом этим грязным крысам! Понадеялись на авось, недоноски! Fucking Fritz![46] Исчерпав запас ругательств и выпустив пар, все снова замолчали.

– Знаете, что они ответили на вопрос о последнем желании?

Матиас мог бы заработать очко – он знал. Тритс вскинул руку в нацистском приветствии и пролаял:

– Долгой жизни нашему фюреру Адольфу Гитлеру!

Никто не засмеялся, а Матиас мысленно усмехнулся, в подобной ситуации он и сам, возможно, не придумал бы ничего лучшего. Старый рефлекс. За неимением другого. Или чтобы посмеяться в последний раз.