— Ты даже помыслить не хочешь, какие капиталы принесет этот геройский эликсир! — жарко говорил фармацевт. — Я до сих пор простить себе не могу, что пришлось, дабы следы замести, показать его герру Беккеру. Меня, конечно, записали в авторы открытия, но сам патент выписан на компанию «Фабен». Подумать только, люди кинутся к прилавкам аптек, начнут отстаивать очереди, заказывать лекарство пачками… Эх, а на бутыльке́ будет написан «Ахиллинин» «Фабен АГ», не «Ахиллинин» Ф. Нойманна.
— Сам-то ты его употребляешь? — бросила Ульяна очередную щепку в жарко пылающее пожарищем сопротивление фармацевта.
Тут вдруг снизу, со стороны черной лестницы, раздался чудовищный шум, словно кто-то стал взбираться по ступеням, отчаянно и неприлично топая. Ульяна насторожилась, но и удивиться не успела: дверь с лестницы растворилась настежь, тяжело ударилась о стену, впустив облако голубоватого фосфоритного света, будто в комнату вошел невидимка.
— Что это, черт возьми? Кто там? — Нойманн отставил бокал с вином на край стола. Пол заволокло светом.
И поначалу они ничего, кроме света, и не увидели, пока к ужасу своему не опустили глаза.
Сверкающие, изрыгающие странные фырчащие и шипящие звуки комочки стремительными шаровыми молниями повалили через порог. Они сыпали нескончаемым потоком в лабораторию прямо под ноги Ульяны и Нойманна, забивались под столы, со всего размаху набрасывались на шкафы, метались из стороны в сторону. Ученый отшатнулся к стене, потешно подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, и едва успевал отпихивать мохнатых пришельцев своими лакированными штиблетами. Ульяна же, визжа, подобрала юбки и вскочила на стул, потом на стол, безжалостно расколотив лабораторную посуду.
Чудовищная картина открылась ей сверху: в лунном свете множество мохнатых существ заполонили лабораторию. Похожих не то на крыс, но уж слишком для крыс крупных, не то на французских «бишон фризе», но для собак мелковатых. Головы их были обмотаны чем-то красным, вздыбленная шерсть горела голубоватым светом, от лап, развеваясь от быстрого бега, нисходили ленты. В лентах они путались, заваливаясь по сторонам, неистовыми усилиями освобождались, продолжая свой безумный бег. Порой эти ленты будто сами отскакивали от лап мохнатых пришельцев. И не было ясно, то ли от чрезмерной подвижности этих чудо-юдо, то ли сами по себе, но они шевелились, извивались, сворачивались кольцами, совсем как большие дождевые черви, а иные просто расползались в разные стороны. Существа в красных чепцах же неистово на червей набрасывались, пытались поймать, терзали со страшным хрюкающим присвистом.
В темноте лаборатории невозможно ясно понять, что за зверьки вдруг вознамерились нанести визит в фабенскую лабораторию. И уж если бы они вдруг встали на задние лапы, то можно было счесть пришельцев за гномов или троллей.
Слыхала Ульяна разные сказки германские о призраке-монахине, о горных духах, троллях, но чтобы нос к носу столкнуться с таковой вот нечестью — никогда. Впервые за всю жизнь она увидела нечто необъяснимое, мистическое, сверхъестественное. До того сама ведь пугала незадачливых простачков призраками да домовыми. И душа ушла в пятки. Кто знает, какой порядок на германских землях в час ночной заведен? Быть может, гнома повстречать — это как «здрасти» сказать.
— Что это, Феликс? — визжала она. — Что это за монстры? Это вы их создали? Они из вашего подвала?
— Господь с тобой! — ученый химик достиг подоконника и сидел на нем верхом. А странные существа пытались атаковать его свисающие вниз штиблеты. Параллельно он пытался отшвыриваться колбами и ретортами. А когда фиалы закончились, следом схватил печатную машинку — с грохотом та обрушилась на пол, придавив с десяток монстров.
— Тогда сейчас же прекрати это безумие! Они съедят нас… Боже мой! Боже мой!
Очистив путь брошенной печатной машинкой, Нойманн соскочил на пол, подхватил дрожащую и прерывисто шепчущую «Отче наш» Ульяну на руки и, виляя между столами, понесся к главному входу. С трудом вынул из кармана ключи, принялся судорожно отпирать дверь. Нечисть повалила следом. И пока ученый возился с замком, нечисть сия пыталась по его брюкам добраться до Ульяны. Нойманн от боли дергался. А тут еще Ульяна продолжала визжать ему в ухо и болтала ногами. Насилу ученому удавалось и ее удержать, и самообладание.
В конце концов ключи выпали.
А подобрать их уже совершенно невозможно. Пол был густо усеян страшно лязгающими зубами животными, обступившими своих жертв со всех сторон. Они все подпрыгивали и норовили вцепиться зубами в одежду. В отчаянии герр химик бросился к противоположной дверце, ведущей в кладовую, как раз, где фотограф прятался.