Секрет королевы

Когда снаружи доносится шум, мы с Хансеном находимся в моих прежних покоях, окна из которых выходят во двор. Сегодня здесь побывали служанки, чтобы перенести отсюда все мои пожитки, и мы пришли сюда вместе, чтобы удостовериться, что они вынесли все. В камине горит огонь. Здесь остались только две вещи – маленькая миниатюра моей матушки, стоящая на каминной полке, и мои лук и колчан со стрелами, висящие на стене.

Слышится громкое карканье, и Хансен подходит к окну и открывает ставни.

Посмотрев в окно, он потрясенно ахает и пятится.

– Там летают вороны – их, наверное, сотни.

Я поворачиваюсь к нему, стоя у камина.

– Ты шутишь. С какой стати во дворе могли появиться сотни ворон?

– Говорю тебе, они там! – вопит Хансен. – Иди сюда и посмотри сама!

Хансен склонен к истерикам. Я ворошу огонь в камине, и одно из горящих поленьев скатывается вниз.

Хансен возвращается к окну.

– Они окружили этого странного худосочного мальчишку – того, который нем.

– Он не немой, – говорю я. – Если ты говоришь о Джендере.

– Да. – Хансен уже сам не свой. – Об одном из подручных Главного Ассасина. Во имя Деи! Что там происходит?

Гвардейцы, охраняющие покои королевы, вошли в опочивальню и стоят у двери, обнажив мечи, но с тем, что мы видим внизу, нельзя справиться с помощью оружия. Я оттесняю Хансена, чтобы видеть происходящее лучше, хотя у окна очень холодно и от дыхания Хансена стекло запотело.

Я сразу вижу Джендера, которого окружают вороны – вернее, они облепляют его. Их сотни, как и говорил Хансен.

Я едва сдерживаю крик. По лицу Джендера течет кровь, но он не сдвигается с места. Я знаю, что он делает, – мои тетушки рассказывали мне о таких вещах еще много лет назад.

– Они называли это втягиванием, – говорю я, дрожа, и, только когда Хансен спрашивает меня, о чем я толкую, до меня доходит, что я мыслю вслух. – Ты создаешь магический круг, чтобы запереть в нем свою жертву. Но опасность заключается в том, что тебе тоже приходится стоять в этом круге и тебя могут атаковать до того, как твоя магия начнет действовать. Если она вообще подействует.

– Какая нелепость. – Хансен принимается барабанить пальцами по оконному стеклу. – Если ему хочется истребить ворон, ему следует использовать стрелы или пращу, как делают здравомыслящие люди.

– Тут слишком много ворон, чтобы можно было использовать стрелы, – возражаю я, высматривая Кэла и чувствуя, что мое сердце пустилось в галоп. Сначала я вижу Риму с ее огненными волосами, а затем стоящего рядом с ней Кэла. Похоже, они оба готовы ринуться вперед. Но им хватает ума не входить в магический круг, они знают, что, пока он действует, это может быть опасно. Они ничем не могут помочь Джендеру.

– Посмотри – они падают наземь! – восклицает Хансен. – Должно быть, корм, который он им дал, не годится для пищеварения птиц. У меня был подобный случай: как-то раз я дал одному моему псу медовую конфету и он выблевал ее на мои туфли.

– Он травит их. – Одна за другой вороны клюют рассыпанную внутри круга отраву и, шатаясь, выходят за его пределы. Но я не понимаю, зачем он это делает.

– Во имя Деи! – опять кричит Хансен, стиснув мое предплечье. – Там афразианец!

Мы не верим своим глазам. Каждая издохшая ворона взрывается, так что на зрителей летят перья, и превращается в мертвого монаха в капюшоне и маске.

– Значит, вот как они проникали в замок! – говорю я, чувствуя стеснение в груди.

Черная молния раскалывает пелену туч, и перья усеивают двор, словно черный снег. К моему горлу подступает тошнота. Хоть бы это не повторилось – хоть бы эта демоническая тварь, состоящая из когтей и вихрящейся черноты, не растерзала еще одно живое существо. Она поднимается над грудами мертвых тел, и у нее человеческое лицо. Только бы она не растерзала Джендера! Кажется, мне знакомо это лицо, но его трудно разглядеть как следует из-за разлетающихся перьев.

– Почему никто ничего не делает? – вопрошает Хансен. Мне это тоже непонятно. Почему Кэл и Рима просто стоят, держа в руках мечи, но не шевелясь? Чего они ждут? Чтобы эта тварь растерзала всех на куски?

Они стоят совершенно неподвижно. Их позы неестественны, как будто на них наложили заклятие.

– Клянусь Деей, это Даффран! – восклицает Хансен. – Наш Главный Писец. Это он, он – но с когтями!

Хансен прав. Лицо Даффрана разрослось до гигантских размеров, и он в бешенстве. Так вот зачем он все время кормил этих птиц!

– Вот как они проникали в башню, – говорю я, прижавшись лицом к стеклу. – Через высокие окна. А внутри он мог снова превратить их в монахов.

– Но он же сам рассказал нам о них! – удивляется Хансен.

– Это чтобы нам не пришло в голову подозревать его, – отвечаю я, и мы оба отшатываемся. Даффран становится еще огромнее, теперь он почти касается окна. Его тело состоит из черного обсидиана, лицо искажено яростью. Мне знакомо это лицо. Оно было изображено на портрете, который я видела каждый раз, когда являлась в Виоллу Рузу, на портрете, который висел в вестибюле.

Король Фраз. Древний демон собственной персоной.

Хансен отскакивает от окна.

– Не может быть. Скажи мне, что мне это только чудится.