Секрет механической птицы

– От тебя несёт, Атан, – заявляет Битти со своей табуретки.

Я кидаю ей бумажных птичек.

– Вот, возьми. Может, разберёшься, как их складывать, и новых наделаешь.

Матушка стягивает с меня куртку.

– Мам, не надо, я сам справлюсь. – Я прижимаю рукой драгоценный груз, обёрнутый в промасленную ткань.

– Я ж говорила, что от него нести будет, как из выгребной ямы, – морщится мать.

Она права. От меня воняет. И это после одной-единственной уборной. В которой я возился меньше часа.

– Мам, а это правда насчёт работы золотарём? – спрашиваю я. – Ты решила отправить меня к ним?

Матушка с Полли переглядываются.

– Кто тебе сказал? – интересуется мать.

– Дядя.

Она делает глубокий вздох.

– Я не горжусь этим, но тебе надо зарабатывать на жизнь. У тебя есть время до Нового года, чтобы подыскать работу получше.

Я открываю рот, готовясь спорить, но Полли шикает на меня, и вместо этого я бросаюсь к задней двери.

– Я разденусь во дворе, раз от меня так дурно пахнет. – Бочком, бочком, чтобы никто не приметил драгоценного свёртка, я выбираюсь на улицу, скидываю вонючую куртку, оставляя тканевый шар под подкладкой, и бросаю и то и другое прямо на промёрзшую землю.

Разуваться во дворе было бы страшно больно, не будь он посыпан соломой для кур, которая хрустит под ногами, когда я погружаюсь по самые лодыжки. Я раздеваюсь почти догола и стою, дрожа, пользуясь прикрытием темноты, чтобы содрать с таинственного свёртка обёртку.

– Живей! – окликает меня мать.

– Да, сейчас, штаны расстегну!

Пальцы скользят по промасленной ткани, отчасти из-за холода, но в основном потому, что я не вижу, что делаю, и пальцы не слушаются. Подняв голову, я вижу, что туман слегка светится. Значит, луна уже поднялась, просто отсюда её не видно.

Я всё ещё пытаюсь развернуть ткань, чтобы добраться до того, что скрыто внутри.

– Ванна готова, монсеньор, – зовёт меня Полли от двери.

– Иду! – откликаюсь я.

Замёрзший до полусмерти, в одном исподнем, я ещё раз отчаянно пытаюсь развернуть свою находку. Пальцы наконец-то цепляются за какую-то нитку и я выдёргиваю её.

– Идём, вода стынет, я целую вечность её подогревала.

Я продолжаю выдёргивать нитки, пока шов не поддаётся.

– Я не буду мыться, пока вы все смотрите.

– Она ещё не такое видела, – заявляет матушка, подходя к двери. Они меня не видят, а я чётко различаю их силуэты в красноватом свете с кухни.

Развернуть мою находку оказывается той ещё задачкой. Наконец последняя нитка рвётся, шов распарывается, и я сдираю обёртку. Мне на ладонь выпадает полированная сфера. Ничем не воняющая, гладкая, как драгоценное дерево.

Из дома доносятся звуки льющейся воды – в ванну доливают кипятка. Я лихорадочно думаю, куда бы спрятать шар. В шапку? Единственное, что не воняет. Я убираю драгоценную находку внутрь и забрасываю в дом, маскируя хворостом и надеясь, что никто не заметит.

Матушка с Полли стоят как пара тюремщиков, скрестив руки, когда я прохожу между ними.

Несмотря на всё их возмущение, я наотрез отказываюсь снимать подштанники, покуда вода не делается настолько грязной, что меня не видно. Продолжая болтать, они доливают кипятка и скребут мне спину и моют волосы.

– Замри, Атан, ну что ты крутишься? – Ма заставляет меня оторвать руки от лица и принимается тереть мои несчастные уши куском твёрдого мыла.

Чан с водой такой маленький, что если стопы в воде, то торчат колени. В последний раз я мылся в ванне, когда мы с Тодом проплыли по реке до самой запруды и чуть не замёрзли до смерти. Она и тогда была коротковата, и если бы Полли не лила мне на голову горячую воду, когда ей заблагорассудится, то я бы уже помер от простуды.

Мать подтыкает юбку и отправляется наверх.

– Чтобы не смущать тебя, парень, я пойду на очаг взгляну.

– Я рада, что ты моешься, Атан, – заявляет Битти, разворачивая одну из бумажных птичек и разглаживая бумагу. – Ты пахнешь сыром. – Она умолкает. – И пикулями.

– Ш-ш-ш, – говорит Полли. – Пощади его скромность.

Она поднимает Битти с табуретки и, пошатываясь, тащит её к матушкиному швейному креслу.

Я старательно вымываю грязь из-под ногтей. Полли возвращается и хватается за мои волосы, старательно заплетая их в косу.

– Значит, ты знаешь, что мама хочет сделать меня золотарём? – шепчу я.

Она пожимает плечами и сильнее дёргает за волосы.

– Знала?

Полли наклоняется к чану. В глазах у неё стоят слёзы.

– Знала, – свистящим шёпотом говорит она. – Разумеется, знала. Они заставили меня поклясться, что я тебе не скажу. Атан, я не хочу, чтобы ты становился золотарём, ты нужен мне тут, чтобы помогать с Битти, ма и всем этим. – Она машет рукой, обводя тёмную кухню, где в сумраке Битти лежит и складывает и раскладывает бумажных птичек из дома мистера Чэня. – Ты мне нужен.

Я поднимаю на неё глаза. По щекам бегут слёзы. Сестра выглядит куда старше своих лет.

– Неужели они решатся на такое?

Сестра поднимается и развешивает моё полотенце над очагом.

– Да, думаю, что решатся.

Она отворачивается, смаргивая набежавшие слёзы, но её лицо освещает улыбка. Теперь Полли говорит громче, чтобы и Битти слышала: