Секрет механической птицы

– В общем, одевайся, я приготовила тебе чистую рубаху и портки. Я поднимусь наверх, в гостиную. Как оденешься – приноси Битти. У меня есть для тебя один подарочек.

Глава 8

– А меня! А меня! – Битти тянется ко мне, чтобы я взял её на руки.

Одевшись в чистую рубаху и подштанники, я взбегаю по ступеням с сестрой на бедре. Пробегая мимо моей спальни, я закидываю в постель таинственный шар, всё ещё лежащий в шапке.

– Что ты прячешь? – спрашивает Битти.

– Ничего. Не твоё дело.

Я целую её и несу в гостиную. Там тепло, даже жарковато и стоит пар. Пока я мылся, к нам заявился дядя, и его тоже хорошенько отмыли. Его круглое лицо раскраснелось. Он сидит, а на коленях держит газету.

Бабка дрыхнет в собственном кресле, наполовину раскрыв рот, с пустой кружкой сидра в руке. Вот поэтому-то у неё и нет зубов.

Полли сидит рядом, держа на коленях коричневый свёрток.

– А я знаю, что там! – заявляет Битти. – Это…

– Даже не вздумай! – обрывает её Полли. Она протягивает свёрток мне.

Все замолкают. Дядя кладёт руки поверх газеты. Мама садится прямее. Глаза Битти поблёскивают в полутьме.

– У меня что, день рождения? – спрашиваю я удивлённо.

– Да? – уточняет Битти у мамы.

Та смущённо хмурится.

– О… Это вряд ли. – Она трёт глаза. – Мне кажется, он родился летом.

Мать пристально смотрит на меня, будто день моего рождения должен быть запечатлён у меня на лбу.

– Держи, – говорит Полли.

Я беру свёрток, развязываю бечёвку и разворачиваю коричневую бумагу. Содержимое свёртка вываливается на ковёр. Зелёное с золотом. Я тянусь к нему и беру в руки. Куртка. С лацканами, крючками и аккуратно пришитыми карманами.

– Ох! – говорю я, лишаясь дара речи. Мне никогда ничего не дарили. – Ох!

– И это всё, что может сказать этот мальчик? – фыркает бабка, просыпаясь.

– Это мне? – говорю я Полли, гладя роскошную ткань. – Но это же шитьё, шёлк… – Я пытаюсь сказать, что один материал стоил целое состояние.

– Давай, примерь скорее, – улыбается она.

Я встаю, беру подарок и натягиваю поверх рубахи. Куртка сидит на мне как вторая кожа. Я скрещиваю руки на груди, выставляя перед собой локти.

– Ну и ну! Вот так красавчик! – матушка качается взад-вперёд в кресле, стиснув руки.

– Ну да, что твоя коровья лепёшка, украшенная примулами, – бормочет бабка себе под нос. – То-то ему такой наряд пригодится, когда он будет чистить выгребные ямы.

Дядя смотрит на бабку поверх очков и приподнимает бровь.

Ткань красиво покрывает мои плечи. Я стою в сверкающей куртке и подштанниках, поворачиваясь, чтобы все видели меня в свете очага. Я вне себя от счастья. Это настоящая куртка, сшитая специально для меня с любовью и тщанием, не обноски, которые пристали тому, кто копается в выгребных ямах. Не думает же мать, что я буду красться ночной порой по улицам, облачённый в такую красоту.

– А вот тебе для полного счастья, – смеётся Полли и бросает мне шёлковые штаны, отороченные лентой.

Я натягиваю их следом за курткой, застёгиваю крючки на талии и становлюсь на цыпочки, чтобы разглядеть себя в зеркале над очагом. Из зеркала на меня глядит кто-то незнакомый. Симпатичный молодой человек с волосами, заплетёнными в косу, в рубахе с расстёгнутым воротом, в распахнутой куртке.

– Это я? – спрашиваю я у зеркала. – Неужели я?

– Да, это ты, – пищит Битти. – Хочешь, расскажу тебе историю? Это история о мальчике, который влюбился в собственное отражение и утонул в пруду. И некому было его спасти, кроме одного цветка. – На последнем слове голос у неё дрожит. Она глядит на меня, улыбается и возвращается к бумажным птичкам, которых она без конца разворачивает и сворачивает обратно. Птичкам из шкафа мистера Чэня.

– Это дитя фей только и думает, что о смерти, – бормочет бабка.

– Ш-ш-ш, – Полли устраивается рядом с Битти и помогает ей сделать новую птичку из уголка старой газеты.

Огонь в очаге потрескивает, дядя храпит.

– Только ткань на него попусту переводите, – поворачивается бабка к матери.

– Чего это?

– Разодели его как попугая, а ему-то предстоит грязная работёнка. Вот я и говорю, хорошую ткань попусту переводите.

– Я даю ему пять недель, мама. Он ещё может найти работёнку у кого-то из Верхов.

Я невольно задумываюсь, помнят ли они о том, что я в одной с ними комнате.

– Да и нечего этому кретину красоваться перед зеркалом, – неожиданно выкрикивает бабка, выкатывая глаза. – Того и гляди стекло треснет, коли он и дальше станет так на себя любоваться. А как треснет, так ещё больше неудач в этот дом жди, не меньше как на семь лет. – Она откидывается на спинку кресла и истово крестится, продолжая бормотать себе под нос отводящие беду молитвы.

Ма смотрит прямо перед собой, Полли фыркает.

– Уже восемь лет тому, как родилось это фейское отродье, – продолжает своё бабка. – И восемь лет, как их отец отчалил в дальние края, у тебя о том не спросившись.

– Он отправился искать приключения, – говорит Полли.

– Он отправился искать работу, – поправляет её мать.

– Он отправился искать другую женщину, – бормочет бабка.

Дядя поднимает глаза от газеты.

– Смотрите-ка, они предлагают награду. Да какую – шутка ли, десять тысяч гиней.