Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Археологические данные показывают, что инуиты (“культура Туле”) располагали более сложным технологическим репертуаром по сравнению с дорсетскими эскимосами. Инуиты прибыли вооруженные новинками, в число которых входили мощные композитные луки, высококачественные тесла для работы по дереву, каяки, собаки, сани и снеговые очки. Группы инуитов, жившие вдоль побережья, владели еще и полным китобойным пакетом, в том числе кожаными лодками и гарпунами. Интересно, что у представителей дорсетской культуры в прошлом тоже были и луки, и собаки, но они их утратили за несколько сотен лет до встречи с наступающими инуитами (кстати, если вы скептически относитесь к возможности утраты полезных орудий, дождитесь главы 12). Кроме того, с социальной точки зрения инуиты, вероятно, умели быстро организовывать своих людей вокруг авторитетного лидера для экономических начинаний вроде китовой охоты и, вероятно, для набегов, войны и защиты общины. Их арсенал культурно-институциональных технологий включал гибкие нормы родства, особые отношения между тезками (как у жуцъоан), обряды и другие инструменты сближения. Например, когда мужчина-инуит делился своей женой с другим мужчиной, чтобы тот занялся с ней сексом, это цементировало прочные и взаимовыгодные связи и даже создавало особые отношения между детьми этих двух мужчин. В совокупности подобные культурно-институциональные технологии помогали отдельным людям и общинам создавать и поддерживать обширные сети социальных отношений между широко рассеянными популяциями. Эти сети были жизненно необходимы для поддержания торговых отношений и схожести языков, а также для поиска брачных партнеров и вербовки союзников для обороны и набегов (нападения). Как мы увидим на примере полярных инуитов, способность группы сохранять сложные технологии зависит от социальности ее членов, от их умения поддерживать широкую сеть контактов25.

Этнографические и этноисторические данные, как и в случае носителей пама-ньюнгских языков, показывают, что во время экспансии инуитов, скорее всего, работали разные формы межгрупповой конкуренции. Что касается военных действий, то я подозреваю, что инуиты постепенно заняли дорсетские территории и победили аборигенов в конкуренции за местные ресурсы. Когда же дело доходило до прямого столкновения, дорсетцы обычно проигрывали и отступали. Ни археологические, ни лингвистические данные ничего не говорят нам о том, повлияли ли на экспансию инуитов их военные успехи. Однако этноисторические данные, полученные в Северной Аляске, показывают, что набеги были в Арктике частью повседневной жизни, а нередко случались и ожесточенные битвы. Внезапные предрассветные опустошительные атаки ставили себе целью истребить целые общины, и иногда так и получалось. Попавшие в засаду охотничьи или торговые экспедиции нередко погибали полностью. Поэтому в социальной среде охотников-собирателей к незнакомцам относились с большим подозрением и обычно их убивали – вот почему было особенно ценно иметь как можно больше близких знакомых в других общинах26.

Возможно, свою роль сыграло и избирательное вымирание. Скорее всего, инуиты, обладавшие более развитыми технологиями и более разнообразным арсеналом приемов добычи пропитания, легче переносили изменчивые условия и экологические потрясения и лучше адаптировались к ним, чем носители дорсетской культуры, и поэтому быстрее размножались. До появления инуитов носители дорсетской культуры, по-видимому, периодически вымирали в некоторых регионах. Если институциональные преимущества инуитов приводили к тому, что локальное вымирание у них случалось реже, чем у носителей дорсетской культуры, то их нормы и практики должны были распространяться и в конце концов стать преобладающими, даже если бы инуиты и дорсетские эскимосы никогда не вступали друг с другом в прямые столкновения27.

Между инуитами и дорсетскими эскимосами происходила некоторая культурная передача – например, археологические данные показывают, что поздние дорсетские популяции переняли устройство инуитских жилищ. Кроме того, исследователи обнаружили несколько изолированных арктических популяций, генетически не родственных инуитам, однако, очевидно, перенявших много инуитских практик. Возможно, это потомки дорсетских эскимосов28.

Как и в Австралии, межгрупповая конкуренция между популяциями охотников-собирателей, скорее всего, способствовала распространению социальных институтов, позволявших рассеянным малым группам поддерживать широкую сеть прочных отношений и сплачивать локальные команды для совместной деятельности – китовой охоты, обороны поселений, набегов. Группы, которым это давалось хуже из-за иных социальных норм, вероятно, проигрывали более способным группам. В такой обстановке межгрупповая конкуренция вряд ли могла способствовать доверию и справедливому отношению к незнакомцам, но требовала поддерживать сеть тесных социальные связей с доверенными союзниками, друзьями и родственниками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное