Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

12 Первые результаты медицинских исследований на эту тему восходят к журнальной статье в The Lancet в 1965 году (Cuatreca, Lockwood, Caldwell 1965), где отмечалась разница в способности переваривать молоко между американцами африканского и европейского происхождения. Любопытно, что поведенческие различия в питье молока между людьми азиатского, африканского и европейского происхождения исследователи отмечали еще в 1931 году. Эти различия было принято объяснять разницей в образовании или доходе (Paige, Bayless, Graham 1972). Правительство США не знало причин такой разницы в поведении и поэтому десятилетиями пропагандировало пользу молока для всех. Материал по Got Milk? можно найти у Wiley 2004. Мораль здесь не в том, что доход и уровень образования не играют никакой роли (играют, и очень важную), а в том, что должностным лицам нужны надежные данные науки о поведении.

13 Laland, Odling-Smee, Myles 2010, Richerson, Boyd, Henrich 2010 и Fisher, Ridley 2013.

14 Perry et al. 2007.

15 Oota et al. 2001.

16 Cavalli-Sforza, Feldman 2003 и Brown, Armelagos 2001.

17 Дидактическое изложение этого вопроса см. у Boyd, Silk 2012.

18 Недавно журналист Николас Уэйд (Wade 2014 – Уэйд 2021) решил доказать, что между континентальными расами в самом деле есть важные наследственные различия по поведенческим признакам. Уэйд сочетает три линии доказательств: (1) анализ генетической изменчивости в масштабах планеты, (2) конкретные случаи, когда естественный отбор благоприятствовал адаптивным для данного места или региона признакам, о чем и говорится в этой главе, и (3) фенотипические различия в поведении, психологии и биологии (IQ, агрессия и пр.). Первая линия его аргументации основана на недавних исследованиях глобальных выборок с целью найти генетические обоснования для выделения классических континентальных рас. И в самом деле, оказалось, что между жителями разных континентов есть генетические различия, но, как я объясню в дальнейшем, из этого не следует, что в дифференциации этих континентальных популяций участвует естественный отбор. Затем Уэйд указывает на локальные случаи, когда естественный отбор можно в той или иной степени выделить как причину конкретных генетических изменений. Тем самым Уэйд подводит читателя к мысли, что если эти локальные или региональные генетические изменения вызвал естественный отбор, значит, он же, вероятно, отвечает за наследственную изменчивость на континентальном уровне. Далее, утверждает Уэйд, если естественный отбор объясняет изменчивость в пределах континентов, он же, вероятно, объясняет и характерную психологическую, поведенческую и биологическую изменчивость, наблюдаемую на межконтинентальном уровне.

Оба раза, когда Уэйд переходит с одной линии аргументации на другую, его рассуждения полны логических погрешностей. Чтобы понять, в чем сложности с первым переходом, нам нужно помнить, что наследственные различия между разными континентальными популяциями берут свое начало от расселения людей из Африки, которое произошло сравнительно недавно. Эти миграции привели к эволюционному генетическому дрейфу и эффектам основателя, когда малые выборки (группы) из значительно более крупных популяций отправились в путь, чтобы стать основателями популяций на новых континентах. Такие миграции создали наследственную изменчивость, но это не функциональная изменчивость, вызванная естественным отбором. Для изучения древних миграций особенно полезна именно такая, нейтральная наследственная изменчивость, не подверженная естественному отбору. В ДНК часто происходят мутации, которые не влияют на функционирование организма либо потому, что конкретная последовательность нуклеотидов нефункциональна, либо потому, что основания ДНК могут меняться, не меняя структуры кодируемого белка. Таким образом, после древних миграций следует ожидать появления генетических различий на уровне континентов, но это не означает, что там будут сколько-нибудь важные функциональные наследственные различия. Более того, поскольку не было выявлено каких-либо требований естественного отбора, специфичных для целых континентов, то нет и оснований полагать, что эти различия вызваны естественным отбором. А когда Уэйд приводит локальные или региональные примеры влияния естественного отбора на конкретные гены, он не понимает, что на самом деле это доводы против его идеи континентальных рас. Как я объяснил в основном тексте, эти локальные эволюционные процессы нередко ведут к уменьшению генетической однородности континентальных рас, повышая при этом схожесть между разными континентальными популяциями. Таким образом, естественный отбор часто уменьшает генетические различия между популяциями, удаленными друг от друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное