Необходимо было сфотографировать гнездо вместе с хозяевами, пока они его не покинули. Ставлю палатку в полутора метрах от дерева. В течение часа дятлы летали вокруг да около, тревожно «квикая», но к гнезду так и не приближались. Вместе с ними вокруг старой осины мельтешила парочка полевых воробьев.
Решив, что сделать снимок вблизи не удастся, оснащаю фотоаппарат самым мощным объективом и отхожу от дупла метров на двадцать. Делаю несколько снимков. Хочется сфотографировать момент кормления дятлом птенца, высунувшегося из дупла. Но осмелевшие после моего ухода дятлы, побывав в гнезде по нескольку раз, исчезли в соседнем колке. Терпеливо жду — авось повезёт. И вдруг…
Глазам не верю: к дуплу подлетает полевой воробей и исчезает в нем. Чудеса да и только! Гнезда своего он там сделать не мог — дятлы его немедленно бы разорили. Но что, в таком случае, ему там нужно? Пока один воробей находился в дупле, второй, если можно так выразиться, был на страже, и в тот момент, когда дятлы появились из соседнего колка, отрывисто и тревожно чивикнул, Первый пулей вылетел из дупла и уселся на ближайшую ветку.
Я осторожно вскрыл дупло при помощи ножовки и топорика. И что же? В дупле — всего один, уже готовый к вылету дятленок, и больше — ничего. Ни скорлупы, ни подстилки — только осиновая труха. Тщательно вставляю изъятый кусок древесины на место и закрепляю его. Так, не разгадав тайны, я ушёл и только через день смог вернуться к нему. Дятленок уже вылетел, а в дупло полевые воробьи торопливо таскали строительный материал для гнезда.
Все ясно. Во-первых, дятел выводит потомство раз в год и для нового гнезда всякий раз долбит новое дупло. Воробьи же, вертясь около дятлиного домика, давали понять всем, что он уже занят. Во-вторых, залезая в дупло, воробьи возможно тревожили дятлёнка, понуждая его тем самым быстрее покинуть гнездо. Вот, оказывается, как предприимчивым может быть обыкновенный полевой робей.
«ФИ-ФИ»
Воздух насыщен весенними запахами. Тёплое соль обогревает землю. Не сидится в такую пору дома.
И вот я на берегу болота наблюдаю за жизнью больших веретенников. Изредка с середины болота раздаётся громкое и протяжное: «У-у-ух!» Это трубит в свою трубу большая выпь. Птица величиной с коршуна, а рев как хороший бык.
Вокруг машины летает небольшой, размером со скворца, куличок. Я бы не обратил на него внимания, если бы не его частая и тревожная морзянка: «Фи-фи, фи-фи». Покружит, покружит он над «Москвичом», пофификает, пофификает и приземлится где-нибудь невдалеке. Обойдёт машину, постоит, подумает и срывается в новый облёт. «Не гнездо ли у него здесь? — подумал я. — Надо понаблюдать».
Смотрел я за ним, смотрел, а потом вспомнил о веретенниках, глянул в их сторону и замер. У голенастых как раз смена на гнезде происходила. Когда же я обернулся к куличку — его и след простыл. Ни морзянки, ни паряще-падающего полёта. Как сквозь землю провалился. Делать нечего, опять за веретенниками наблюдаю.
Вдруг: «Фи-фи, фи-фи»… Ага, явился голубчик. Теперь-то я с тебя глаз не спущу. Куличок по-прежнему облетит машину, сядет, пробежит немного, постоит несколько секунд и снова бежит. Летал, летал он, бегал, бегал и у двух еле заметных кустиков травы задержался дольше обычного. То спиной ко мне повернётся, то боком, то грудью. Я сфотографировал его.
Но вот кулик, подбежав к кустам, остановился и начал «кланяться». Согнёт шею — выпрямит, согнёт — выпрямит… Внезапно из-под его ног стремительно вылетел ещё один кулик и полетел к болоту над самой травой, сливаясь с ней. Выдавал его только раскрытый белым веером хвост. Первый же кулик пригнулся и шмыгнул под траву между кустиками. Подхожу. Куличок, вылетев из травы, кружит надо мной, отбивая свою приятную морзянку. В углублении коровьего следа вижу гнездо, выстланное стебельками, а в нём — четыре остроконечных розоватых яйца с крупными, кирпичного цвета мазками и пятнами. Куличок небольшой, а яйца несёт крупные, что твоя ворона.
НЕРАВНЫЙ ПОЕДИНОК
Отдыхая после блужданий по лесу, я сидел, прислонившись к стволу берёзы. Вороша прошлогоднюю листву в поисках дождевых червей для своего потомства, трескуче-тревожно перекликались дрозды-рябинники. Самозабвенно заливался зяблик. Юрчал юрок. Отбивала такты на серебряных колокольцах большая синица. Цыкала серая мухоловка. Фальшиво копировала песню зяблика горихвостка. Иногда пробовала свою флейту иволга.