Секрет вертишейки

В моём вольере купались все, и только овсянка-крошка не купалась. Непоседливая, шустрая, весёлая, дружно жила с белошапочной, рядом устраивались на ночлег, вместе ели. Я же беспокоился о её здоровье: не купается ведь, неужели корма не те? Однако остальные птицы чувствовали себя нормально. Кроме зерносмеси, они ежедневно получали траву-мураву, которую я выкапывал и прямо с землёй, пластом, ставил в вольер. Все птицы её очень любят. Не зря мураву называют ещё птичьим горцем.

Однажды весь день лил дождь. Трава-мурава была мокрая, на кончиках узеньких листьев висели крупные капли росы. Вот такой пластик я и занёс в вольер. Птицы вначале набросились на него, но, увидев, что трава мокрая, улетели. Последней опустилась в неё овсянка-крошка. Вы бы видели, что она делала! Ни дать ни взять крохотный котёнок. И на бок ляжет, и вытянется; только на спину не ложилась. Все движения её были подчинены одной цели: чтобы ни одна капля, ни одна росинка не упали мимо неё.

…И «ЗАГОРАЕТ»

Наблюдая за жизнью птиц в неволе, ежедневно видишь занятные сценки у кормушки или у тазика.

Задумал я однажды поймать на фотоплёнку птичьи позы. Чтобы изображение было резким и несмазанным, нужно фотографировать с очень короткими выдержками. Потребовалось мощное освещение. Выручила 500-ваттная электролампа с внутренним зеркальным отражателем. Она должна была выполнять роль верхнего бокового света, заменить солнце.

Несколько минут птицы летали вокруг да около лампы, рассматривая её со всех сторон на почтительном расстоянии. Неожиданно юрок, как всегда первым, сел на веточку, находившуюся сантиметров на сорок ниже лампы. Когда юрка одолевало любопытство, он приподнимал перья на голове. Он сделал это и сейчас. Повертев хвостиком туда-сюда, юрок раскрыл клюв и, развернувшись, подставил под горячие лучи лампы правый бок. Затем, взъерошив оперение на спине и груди, распустил веером хвост и перья правого крыла. Посидев так, он повернул под лампу левый бок. Погревшись, юрок улетел под потолок, а его место под искусственным солнцем занял дубонос. Он повторил все движения юрка, за исключением наклона головы. В то время, как первый тянул ее вверх, второй, наоборот, наклонял голову вниз. Таким образом «загорали» щеглы, коноплянки, дубровник, чечевица и канарейка. Побывали под «солнцем» снегири и урагус.

Я знал, что солнечные ванны любят принимать глухари, тетерева, куропатки, рябчики хищные и бакланы. Последние вынуждены сушить оперение — оно у них быстро намокает. Но чтобы к их числу относились и мелкие птицы? Это для меня было открытием.

А когда под электролампу, распустив перья хвоста и обоих крыльев, села чечётка, я не поверил столь невероятному факту. Чечётка — житель тундры и лесотундры. В наших краях она появляется глубокой осенью. И вот греется под лампой серый комочек ваты — чечётка. Оказывается, и для неё полезно купание в солнечных лучах. Выходит, все птицы, как и мы, любят не только купаться» но и «загорать».

ВОЗДУШНЫЙ БОЙ

Проезжая мимо поросшего густой травой болота, я стал свидетелем настоящего «воздушного сражения». Над серединой топи, распластав крылья, летел на «бреющем» полёте болотный лунь в сопровождении встревоженной пары чибисов. Лунь не обращал на них и на их крик внимания. Он высматривал на неглубоких плёсах уток или их беспомощных пуховичков. Чибисы не докучали ему особенно. Они просто стремились изгнать непрошеного гостя из своих пределов, демонстрируя, так сказать, свою боеготовность и мощь. Как только хищник пересекал невидимую границу их участка, чибисы покидали его, а на смену им уже спешила соседняя пара.

Ничем не поживившись на середине болота, лунь полетел по его кромке. Инстинкт ему подсказывал, что на стыке земли и воды добычи всегда больше. В самом деле, здесь были излюбленные места кормёжки чибисов, больших веретенников, разных куликов и прочих мелких насекомоядных птиц, вроде жёлтой трясогузки.

Тут чибисы закричали ещё тревожней и летели теперь уже один над лунем, а второй — немного сзади и чуть ниже. Следом за ними, беспокойно ноя, пристроилась пара больших веретенников. Так же над невидимой чертой происходила смена «конвоя». Ко всему происходящему позади него лунь был по-прежнему равнодушен.