Секрет виллы «Серена»

– Я подозревала, что что-то тут нечисто, – говорит она наконец, – на похоронах Карло Белотти. Мне казалось, что есть какой-то секрет, но не знала какой. Я все думала о том, что сказал дон Анджело: «Мы молимся, чтобы нас не подвергали таким испытаниям». Откуда кто-то может знать, как он повел бы себя в такой ситуации? Пэрис говорит, что она сражалась бы, но я не так уверена в себе. Может, так называемые сотрудничающие просто делали все, что было в их силах.

– Может, – соглашается Моника. – Я знаю, что Вирджилио гложет то, что он прятался на холмах, а не сражался вместе с братьями, но он поддерживал семью Рафаэля. Он помог многим людям, включая мою бабушку. Мой дед попал в плен в Северной Африке. Вирджилио всегда кормил семью. Возможно, спас их жизни.

– Но все равно чувствует себя виноватым.

– Да. Это особенность католиков – вина, – она произносит это грустно и без злобы.

– Дон Анджело всю жизнь нес груз вины, – говорит Эмили. – Я надеюсь, что его душа успокоилась. – Она вспоминает последние, сказанные шепотом, слова: «Я прошу прощения». – «Вы прощены».

– Я тоже надеюсь, – мрачно соглашается Моника. – Он и правда был неплохим человеком. Всегда заступался за Рафаэля, когда Олимпия говорила о нем гадости.

– Олимпия! Она пыталась его убить. Я никогда не забуду выражение ее лица, когда она двинулась на него с топором. Она словно с ума сошла.

– Вы с ней виделись с тех пор?

– Да, но не разговаривали. Я как-то видела ее в городе, но она даже не поздоровалась.

– Должно быть, думает, что ты о ней рассказала.

– Какой смысл кому-то рассказывать? Она его не убивала.

– Но могла вызвать сердечный приступ.

– Может. Этого мы не узнаем. – Эмили на мгновение вспоминает дона Анджело: не последние мучительные минуты его жизни, но его лицо на похоронах, когда он молился за двух людей, которых предал; то, как он появился однажды у нее в саду, мнимый ангел в грязных кедах.

– Мне кажется, он знал. Знал, что ему осталось недолго, – говорит она.

– У него было слабое сердце, – отвечает Моника. – Один сердечный приступ уже был.

– Откуда ты это знаешь?

– Фабио, – издает смешок Моника. Фабио – новый парень Моники, кардиохирург из Падуи.

Эмили тоже смеется, думая о Монике и Фабио, о себе и Майкле. Она надеется, что роман Моники с врачом будет более удачным, чем ее.

– Ты можешь поверить, что Олимпия была девушкой дона Анджело? – спрашивает она. – Наверное, поэтому она была в такой ярости.

– Я слышала, что Романо тоже был в нее влюблен. Она, похоже, была той еще штучкой.

Эмили думает об Олимпии с ее бесформенным телом и крашеными черными волосами. Сложно представить ее молодой самодовольной красавицей.

– Романо был очень добр, – говорит она. – Он и Анна-Луиза присмотрели за детьми, пока я была в больнице с… доном Анджело.

– Романо не так уж и плох для убежденного фашиста.

– Он все еще в восторге от моего отца. Отправил ему книгу про Муссолини.

Моника смеется, допивая вино:

– Тут до сих пор много всего: фашисты, коммунисты, воспоминания о прошлом. Просто удивительно, что мы с этим живем. Но живем.

Похороны проводит младший брат дона Анджело, священник из Непала. «Интересно, что за мать такая, – размышляет Эмили, – которая вырастила двух сыновей-священников?» Глядя на ерзающего рядом Чарли, она думает, что ее собственная семья, похоже, избежала религиозных генов. Сиена и Пэрис тоже здесь: Сиена с виноватым видом наслаждается драмой; Пэрис киснет и оживляется, только когда видит Андреа.

В церкви полно людей, остались лишь стоячие места. Кажется, весь город пришел попрощаться с приходским священником. Зио Вирджилио, элегантный во всем черном, рядом со своим сыном Джованни и внуком Ренато. Романо и Анна-Луиза с сыном Бенито и его семьей. Все учителя из школы и плачущая сестра Катерина. Анджела из кафе, Джанкарло, Антонелла, полицейский Тино, мэр Умберто (который ударяется в слезы во время траурной речи). Даже Моника здесь, чтобы отдать дань уважения «старому психу». Все пришли, кроме одного человека, которого Эмили ищет и ищет глазами даже после того, как становится очевидным, что он не придет. Она, несмотря ни на что, не удивляется Олимпии – такой величественной в своей кружевной вуали, которая пробирается к передним рядам. Эмили перекидывается взглядами с Моникой, которая весьма мрачно улыбается.

Помимо брата из Непала у алтаря стоят еще по меньшей мере десять других священников. Горят свечи, и выцветшая фреска Благовещения взирает на них сверху. К тому времени как дети из начальной школы запевают песню о том, что все есть семья Господа, вся церковь залита слезами. Чтения сопровождаются печальными эмоциями присутствующих. Затем собрание перемешивается для причастия, и все заканчивается; гроб выносят из церкви в сопровождении торжественной гвардии священников.