Секретарь

Выход из ойме дался Лёшке неожиданно тяжело, его повело от Мурзы к забору, и только рука Штессана не позволила ему бултыхнуться в траву рядом с одним из вяло ворочающихся загонщиков.

— В порядке? — спросил Иахим.

— Да, — сказал Лёшка, у которого плясали в глазах золотистые мушки. — Теперь всё?

— Да.

— Эй! — крикнул Мурза. — Что вы со мной сделали?

Штессан повернул голову.

— Ты свободен, вянгэ, — сказал он.

— Серьёзно?

Мурза растянул губы в недоверчивой ухмылке.

— Ага, можешь шевелиться.

— Могу?

Мурза качнулся назад.

— Алексей, — хрипло позвал Мёленбек, — подойди. Мне нужно… сказать тебе…

Он поднял руку. Лёшка повернулся. Мурза, стиснув нож, послал его в открывшуюся Лёшкину спину. Придурки, успел подумать он. Циркачи! И вскрикнул от жуткой, прошившей насквозь боли. Даже не понял, что с ним. Ударила молния? Взорвался газовый баллон? Умер или жив? Что-то укололо щёку. Трава? Мурза сжался, стукнувшись лбом о туфли Пыхаря. Когда это он умудрился упасть?

Штессан откинул носком сапога выпавший нож-бабочку.

— Так это и работает, — сказал он.

— А как долго? — спросил Лёшка, подсаживаясь к цайс-мастеру.

Иахим пожал плечами.

— Если забыть о ненависти, то всего день. Может, два. А если помнить, то всю жизнь. Сам же и будешь подпитывать.

Мёленбек нащупал и сжал Лёшкино запястье. Его лоб пошёл трещинами, сквозь бороду, виски, нос, уродуя лицо, проступили ледяные наросты. С дыханием из цайс-мастера вырывались снежинки.

— Я всё-таки умираю, — сказал он.

Лёшка замотал головой.

— Нет-нет, у меня ещё есть кристаллы.

Он показал Мёленбеку оставшиеся камни, и тот выбил их рукой.

— Это не то… Алексей. Шикуак, он всё же убил меня. Я должен был… стать… — Мёленбек, наклонив голову, посмотрел на Лёшку. — Новым Шикуаком… там, в Замке…

Он закашлял. Со снежинками выплеснулись капельки крови. Лёшка поднял глаза на вставшего рядом Штессана.

— Мы можем отнести его в особняк.

— Нет, — слабо улыбнулся Иахим, — нам, видимо, пора.

— Почему? — спросил Лёшка.

— Здесь мало ца, — отозвался великан, присоединяясь к Штессану. — Эй, Боргоз-мехе, — позвал он степняка, распахнувшего халат на крапиву, — чего это ты вдруг?

— Земля должна знать, кто по ней ходит, — сказал, совершая некоторые телодвижения, Аршахшар. — Но пахнет здесь плохо.

Он завязал пояс.

— Иди уже, — притянул его к себе Мальгрув.

— Я — бустан-эрцен…

— Да-да, мы знаем.

— Мы хотим попрощаться, Алексей, — сказал Штессан.

— Господин Мёленбек! — качнул будто уснувшего цайс-мастера Лёшка. — Господин Мёленбек, они уходят!

— Да, — выдохнул тот. — Я не могу… держать их больше…

— И всё?

Мёленбек едва заметно кивнул.

— Алексей…

Лёшка поднял голову.

Штессан, Мальгрув и Аршахшар стояли перед ним. Три, блин, мушкетёра. Иахим подмигнул. Великан стукнул кулаком в грудь.

— Ещё свидимся, Алексей-мехе, — пообещал степняк.

Их фигуры медленно потускнели, выцвели, сквозь них стали видны крапива, бетонная панель, дом, уныло ворочающийся Мурза. С минуту они ещё держались, теряя мелкие детали и черты, Аршахшар запахнул халат плотнее, Штессан толкнул плечом Мальгрува.

— Береги…

Что надо беречь, Лёшка так и не услышал. Силуэты растаяли, разлетелась, будто пух, золотистая пыль. Остался один Мёленбек, из-под которого холодным ручейком потекла вода, намочила, торя путь, Лёшкины джинсы.

— Господин Мёленбек.

Лёшка затряс поседевшего, обрюзгшего старика, надеясь вывести его из сонного, сомнамбулического состояния.

— Да, — отозвался цайс-мастер.

— Вы таете!

— Я таю, — согласился Мёленбек.

— Что мне делать?

— Ничего. Уже ничего не сделать. Я сбежал, — Мёленбек разразился смешком. — Меня упрекали, а теперь… никого нет в Замке-на-Краю.

Он с трудом шевельнулся. На Лёшку уставился чёрный глаз. Улыбка разлепила синеватые губы. Лёд, прихвативший щеку, звонко треснул.

— Я обманул…

Голова его привалилась к Лёшкиному плечу.

— Но вернулся я не только поэтому, — прошептал Мёленбек. — Видишь ли, я никогда не бросал своих секретарей. Они умирали, бывало, но моей вины в том было… Нет, она имелась, конечно, но я всегда старался, чтобы у них была возможность…

Он кашлянул в ладонь. На глазах у Лёшки большой и указательный пальцы цайс-мастера покрылись льдом и растрескались, но он не обратил на это никакого внимания, лишь сбрызнул кровь с ладони на землю.

— Ты прости меня, Алексей, за письмо, — сказал Мёленбек. — Но мне нужно было, чтобы ты не ждал помощи, чтобы я и ребята не маячили за твоей спиной.

— Зачем?

— Подумай сам.

— Чтобы я был злее?

— Не только. Когда ты знаешь, что тебе не на кого надеяться, ты включаешь все свои резервы. Ты… умираешь, чтобы жить.

— А если бы я сбежал? — спросил Лёшка.

— Но ты же не сбежал.

В тихом голосе Мёленбека почудилась слабая улыбка.

— Я хотел, — сказал Лёшка.

— А потом?

Они помолчали. В цайс-мастере что-то потрескивало, он клонился всё ниже, несколько ледяных игл прорвали пальто у него на спине и застыли, не решаясь расти дальше. Ветерок покачивал крапиву, Ромка спал, недалеко стучал мяч и кричали дети. Пролетел, скрылся в ветвях тополя ворон.

— Как-то всё кувырком, — сказал Лёшка.

— Ты о чём? — взяв паузу, спросил Мёленбек.

— Обо всём этом.