Секретарь

Раньше Лёшка отговорился бы внезапными делами, учёбой, друзьями, которым срочно надо бежать на выручку, Динкой, которая осталась дома без присмотра, но сейчас неожиданно подумал, что тёте Вере, наверное, было бы приятно. Это на самом деле очень ценно, когда ты можешь сделать что-то, что тебе почти ничего не стоит.

Ведь к ней, скорее всего, редко кто ходит. Раньше-то, дураку, в тупую тыковку такая мысль не приходила.

— Да, — сказал Лёшка, — я выпью чаю.

Тётя Вера вскинула голову.

— Кажется, это изменения в лучшую сторону. — Она повернула шею в сторону стоящей у нее за спиной электрической плиты. — Будь добр тогда, поставь чайник.

— Быстро кипит?

— Быстро.

Лёшка продрался в узкое пространство за стулом тёти Веры. Раковина. Кухонная тумба, заставленная цветными упаковками с таблетками и капсулами. Разделочная доска с ломтиками подсохшего сыра.

Воды в маленьком никелированном чайнике не было.

— Тут воды…

— Набери из-под крана.

— Ага.

Он заглянул через голову тёти Веры — она прикладывала фигурные лоскуты к перчатке, закрывая лопнувшую кожу.

— Наверное, я сделаю накладки, — размышляла вслух хозяйка квартиры, — будет и красиво, и практично. Как это теперь называется? Ах, слово вертится…

— Редизайн? — предположил Лёшка.

Он включил воду и, сняв крышку, подставил чайник.

— Нет, что ты, — сказала тётя Вера, меняя лоскуты. — Что-то вроде модернизации. Улучшения, может быть. Ты-то должен знать.

— Обновление. Версия два-ноль.

Лёшка поставил чайник и щёлкнул ручкой на плите.

— Нет, — махнула рукой тётя Вера, — слово такое яркое, немецкое.

— Орднунг?

— Почти. Чашки на лотке видишь?

— Да.

— Мне с котиком, себе бери любую. Чайные пакетики у хлебницы. Там же рядом сахарница, и мне, будь добр, положи один кусочек.

Тётя Вера завернула край ткани, оголяя белую поверхность стола.

— Попьём как белые люди.

Лёшка фыркнул. Он дождался, когда чайник простужено засипит, выдует столбик пара, и выключил конфорку.

— Вот.

Чашка с блюдцем встала перед тётей Верой.

— Давно за мной никто не ухаживал, — улыбнулась женщина. — Это, знаешь ли, тонизирует. Вы уже не учитесь?

— Не-а.

Лёшка сел напротив. Тётя Вера сделала маленький глоток.

— И чем ты сейчас занимаешься?

— Работаю.

— Хочешь, угадаю? Авторемонт?

Лёшка сморщил нос.

— Погоди-погоди, — тётя Вера отставила палец. Её тёмные глаза нашли точку среди пожелтевшей лепнины на потолке. — Сейчас…

Она пошевелила губами, собирая кожу у носа в мелкие складки.

— Курьер!

— Не-а, — рассмеялся Лёшка.

— А я верила, что во мне пропадает недюжинный детективный талант, — сказала тётя Вера. — Такой, знаешь, несомненный!

— Третья попытка, — сказал Лёшка.

— Так, — сказала хозяйка, — третья — она же, как мне думается, и последняя. Будем уж соблюдать традиции. Значит, мне нужен допинг. А то как-то не честно. Ты явно моложе. Можешь подать мне карведилол?

— А где он?

— На тумбочке, там у меня целый фармакологический склад. Со временем, Алексей, у каждого появляется свой запас, облегчающий путь от жизни к её противоположному состоянию. Зелёная коробочка.

Карведилол смутно походил на корвалол.

— От сердца? — спросил Лёшка, поднявшись.

— Скорее, для сердца.

— Справа или слева?

— Смотри справа.

От названий на упаковках рябило в глазах. Каждая вторая коробочка была с примесью зеленого цвета. Карведилол ещё и спрятался, поставленный на «попа», между амброксолом и троксевазином.

— Нашёл, — сказал Лёшка.

— Спасибо.

Тётя Вера выдавила в ладонь из упаковки две таблетки, положила их в рот и запила несколькими глотками чая.

— Что ж, — сказала она, помолчав, — теперь я готова.

Лёшка кивнул.

— Я тоже.

— Только раз из меня не вышло детектива, — сказала тётя Вера, поправив загиб скатерти, — что, кстати, удивительно, поскольку я — большая поклонница Агаты Кристи и, думала, что чему-то научилась на ее романах, ну, нет так нет, возможно, это и к лучшему… В общем, попробуем иначе. В конце концов, я давно уже чувствую в себе совсем другой талант. Ты только, Алексей, не пугайся.

Она выпрямилась и словно переменилась — высохла лицом, сжала губы, склонила голову набок. В напряжённо прищуренных глазах зажглись искорки. Худая рука с растопыренными, исколотыми пальцами вытянулась в сторону Лёшки. На мгновение тому даже сделалось страшновато. Показалось, что и свет слегка померк.

— Я, знаешь ли, вижу людей насквозь, — хрипло произнесла тётя Вера, держа руку на весу. — Посмотрю — и вижу.

На секунду скомкав образ, она подмигнула гостю и спросила:

— Как выгляжу?

— Круто! — выдохнул Лёшка.

— Три года в самодеятельности! Два раза чеховская сестра, — похвасталась тётя Вера, снова уронила голову и продолжила: — Вдохни — и не дыши.

— Рентген?

— Что-то вроде.

Лёшка надул щёки.

Пока рентгеновская ладонь плавала в сантиметрах от его груди, он подумал, что тётя Вера ему нравится. Замечательный человек, несмотря на инвалидность. Фиг же скажешь, что она сдалась, что отчаялась. Надо будет почаще…

— Выдыхай! — сказала тётя Вера.

Лёшка выдохнул и захохотал.

— Что? — вскинула бровь бывшая чеховская сестра, с удивлением наблюдая склонившегося лбом к столу племянника.

— Анекдот вспомнил. Про бобра, — выдавил Лёшка, постанывая.