Улица была всё так же пуста, и оставалось жалеть, что никто не видит его успехов на поприще человека-невидимки. Ну разве что кто-нибудь, случайно выглянув в окно одного из верхних этажей, записал его на смартфон.
Трепещи, сеть!
С перекрёстка за два квартала, блеснув лобовым стеклом, вывернул по встречной полосе автобус, и Лёшка решил закругляться. Второе отделение Марлезонского балета. Перемещение в пространстве методом усилия воли. Носками на краешек бездны.
Поехали!
В этот раз переход за слой дался совсем легко. Словно кто-то, отдёргивающий кулисы, запомнил его в лицо. От солнца или, возможно, сама по себе ойме оплывала тягучими золотыми складками, и Лёшка скользил между ними, отражаясь и наблюдая собственные затылок, ухо, участок шеи над воротом футболки.
Улица жила на заднем плане, и автобус там едва одолел метров десять, с ветки тополя, взлетев, медленно планировала ворона, за углом дома впереди вытягивалась тень — голова и плечи идущего к перекрестку человека.
Неожиданный свидетель, конечно, был лишним. Шаг, другой, и он появится как раз к Лёшкиной материализации. Надо ему это? Нет уж.
За полметра до тротуара Лёшка вынырнул из ойме, и, уже одной ногой в реальности, краем глаза увидел, как справа надвигается тёмно-зелёная тень автомобиля.
Ему больше всего запомнилось лицо водителя за лобовым стеклом. Черные усы, нос с горбинкой, побелевшие губы уголками вниз и глаза — широко раскрытые, даже выпученные. Глаза за секунду до катастрофы.
Визг тормозов врезался в уши. Автомобиль пошел боком. Диск заднего колеса брякнул о бордюрный камень. Лёшка успел испытать острый укол страха и подумать: «Доскакался», а потом радиаторная решетка и бампер ударили его в бедро.
Хрясь!
Вернее, должны были ударить, отправляя на три или четыре недели в больницу с оскольчатым или бог знает каким ещё переломом.
Спасло его то, что от испуга он сразу опрокинулся в ойме и уже там, нелепо бултыхая руками, всего лишь с грязной отметкой на брючине и, похоже, даже без синяка, отвалился от медленно наплывающего автомобиля в сторону.
Мир вернулся вспышкой солнца на лобовом стекле. Качнулся, побежал невесомыми катышками пуха. Клацнула дверца.
— Парень! Парень, ты живой?
Водитель показался из-за автомобиля — ни кровинки на лице, глаза — шальные. Он боялся смотреть вниз, за капот, наверное, воображение рисовало ему жуть изломанного тела, кровь и кишки наружу.
— Парень, ты скажи что-нибудь…
Лёшка на четвереньках выполз на тротуар.
— Все нормально. Извините.
Он сел, чувствуя себя слабым, словно после болезни, и примостил пакет рядом. Все внутри было мягкое, взбаламученное. Болели пятки.
— Жив? Ранен? — Водитель, мужчина лет тридцати, коснулся Лёшкиного плеча. — Куда ты, придурок, под колеса-то?
— Да я хотел…
— Погоди!
Водитель исчез из поля зрения. Автобус прокатил мимо, надписью на борту приглашая на вещевую ярмарку в спортивном центре. Следуя за своей тенью, из-за угла вышел полный, розовощёкий мужчина с рюкзаком за плечами.
— Вот!
Водитель вернулся к Лёшке с аптечкой, быстро щёлкнул магнитным замком-клипсой, достал пузырёк, вцепился в утопленный колпачок зубами. Несколько капель из пузырька смочили клочок ваты, оторванный от закатанного в целлофан цилиндрика.
— Ну-ка.
Водитель поднёс вату к Лёшкиному носу.
Резкий запах будто шилом пронзил мозг. Лёшка зажмурился и подался назад, отпихивая водительскую руку.
— Да вы, блин, зачем?
— Так нашатырь, — обидчиво заметил водитель.
— Уберите.
— С ногой как?
— Нормально, — сказал Лёшка.
— Ты уж больно внезапно выскочил, парень, я вроде должен был задеть.
— Я откатился, реакция хорошая. По джинсе лишь мазнуло. А так я, конечно, виноват. Извините. Вообще в вашу сторону не глядел.
— Ну и дурак, — беззлобно сказал водитель, захлопывая аптечку.
— У вас тут что, наезд? — спросил подошедший мужчина с рюкзаком.
— Дорожное происшествие, — сказал Лёшка, поднимаясь. — Все живы.
Слабость отступила, лишь остаточный холодок поклёвывал плечи и под лопаткой.
— Точно все нормально? — спросил водитель.
Лёшка несколько раз присел.
— Ну и слава богу, — сказал водитель.
— Будьте внимательнее, парни, — сказал мужчина с рюкзаком. — Дорога невнимательности не прощает.
Он важно выступил из-за капота на проезжую часть и чуть не попал под велосипедиста.
— Куда ты едешь! — заорал он, потрясая кулаком.
Лёшка не удержался от смеха.
— Внимательней! — снова сказал мужчина и перебежал дорогу, словно солдат при артиллерийском обстреле.
Водитель махнул Лёшке рукой, и его старенький тёмно-зелёный «меган», набирая скорость, покатил прочь от злополучной «зебры».
Лёшка шагнул в прореху между домами. Сквозной двор обещал вывести на параллельную Полярной улицу, а там до переулка Суворова, где жила тётя Вера, оставалось метров двести. Плюс сколько-то до третьего слева старого, облезшего чудовища, в котором то ли по глупости, то ли от безысходности продолжали жить люди.
Уже лет семь чудовище стояло в очереди на расселение.