— Ха! — сказал Мальгрув. — Всему своё время, парень. Я вот, как начну, бывало, вспоминать: этому сапоги чистил, этому штаны штопал, этому половину жалованья проиграл, причём он жульничал, как я с опозданием понимаю…
— Тут дело в другом, Эран, — перебил великана Штессан. — Алексей, видимо, хочет пойти с нами к Шикуаку.
Мальгрув присвистнул.
— Он с ума сошёл?
— Вообще-то, я здесь, — сказал Лёшка.
— Ну, да. Или это тоже обидно? — спросил Мальгрув, с опозданием сообразив, как, должно быть, воспринимается его реплика.
— Да, это обидно, — кивнул Лёшка.
— То есть, откровенно говоря, — подытожил Мёленбек, — ты обижаешься на то, что не имеешь ни опыта, ни умений, чтобы быть с нами вровень. Я правильно тебя понял?
И не давая возразить, продолжил:
— Погоди, Алексей. Что у нас получается? Тебе обидно, что мы не воспринимаем тебя всерьёз, и это, выходит, наша же и вина? В этом смысле интересно, насколько великим и всезнающим ты себя считаешь.
— Я не считаю…
— Считаешь!
— Солье, Солье, — шепнул Мальгрув, — вообще-то он здесь.
— Кто?
— Алексей. Мы же с ним говорим?
— С ним, — Мёленбек посмотрел на мрачного Лёшку и вздохнул. — Алексей, что в этом отражении, что в бесчисленном множестве других, люди очень часто не ощущают предела, когда им всё удаётся. Понимаешь? Они уверены, что так будет продолжаться и дальше. Что ца никогда не кончится, что хъёлинги — все, как один, глупы, что Шикуак заперся и с ужасом ждёт их визита. Всё это плохо кончается. Очень часто — смертью. Ещё чаще из-за этого страдают те, кто оказался поблизости. Я не хочу, Алексей, чтобы мой секретарь потом обвинял меня, что я его не предупредил.
— Я могу идти? — спросил Лёшка.
— Куда?
— За шваброй и ведром.
— Постой, — остановил его Мёленбек. — Алексей, пойми, это не желание как-то досадить. Мы все зависим от тебя. И поэтому нуждаемся в отдающем себе отчет секретаре, а не в мальчишке, у которого снесло голову от открывшихся возможностей.
— Я понял, — сказал Лёшка, — я подумаю.
— Иди.
Стукнула створка.
— Ты слишком строг, Солье, — сказал Штессан, едва Лёшка вышел.
Его хрипловатый голос был хорошо слышен в коридоре.
— А вы, кажется, слишком мягки, мечники, — парировал Мёленбек. — Кого вы хотите получить? Размазню? Парня, который по собственной глупости сунет голову в петлю и поймёт это, когда будет слишком поздно?
Лёшка застыл у стены рядом с дверью, боясь выдать себя даже дыханием.
— Друга, — сказал Мальгрув.
— У нас нет времени на дружбу, — сказал Мёленбек. — Он — секретарь. Вы видите в нём сына, младшего брата, сквира, но это не так. Он — секретарь, и из этого, мои дорогие, вытекает все остальное.
— Солье, ты не прав, — сказал Иахим. — Не важно, кого я вижу. Важно, что он старается. Важно, что Ке-Омм для него не что-то неведомое там, за слоем, за отражением, не чужая земля и не чужой мир.
— Ты думаешь, он готов отдать жизнь за нас? — спросил Мёленбек.
Лёшка похолодел.
— Странно, Солье, — хмыкнул Штессан. — Ты вроде не самый последний цайс-мастер и должен хорошо разбираться в людях. Неужели ты не заметил этого до сих пор?
Мёленбек помолчал.
— Нет, — сказал он. — А ты, Иахим?
— Я знаю это так же точно, как то, что я ещё жив.
— Не, — уточнил Мальгрув, — сначала он убежит, но потом вернётся. И всех спасёт. Ну, если будет, кого.
— Сговорились? — спросил Мёленбек.
— Серьёзно, Солье, он — хороший парень, — сказал Штессан.
— Ага. Только подслушивать любит, — вздохнул Мёленбек.
Установилась тишина.
Ни жив ни мёртв, Лёшка отступил в глубь коридора и медленно, ожидая разоблачающего окрика в спину, двинулся в сторону туалета. Впрочем, ни Штессан, ни Мальгрув так и не выглянули из зала.
Лёшка не услышал, как Мёленбек, постучав пальцами по столу, сказал:
— Ладно, ребята, я сделаю, что смогу, обещаю.
— Это он кому? — спросил Штессана Мальгрув.
— Нам, — сказал Иахим.
— Да ты что?
— Хватит, Эран! — поднимаясь, стукнул пальцами по скатерти Мёленбек. Посмотрел на вытянувшегося вверх, торопливо дожёвывающего великана, на Иахима, задумчиво почёсывающего себя в подмышке, и добавил: — Клоуны.
— Это что, уже кончаем придуриваться? — безмятежно поинтересовался Мальгрув.
— Да.
— Совсем-совсем?
Мёленбек наклонил голову.
— А что?
— А если всё-таки нравится?
Лёшка тем временем налил в ведро воды и понёс его в прихожую, к входным дверям, решив начинать оттуда. Он обнаружил, что дверь наружу открыта, а на крыльце стоит Аршахшар и, приспустив штаны, мочится на траву.
— Ай, Алексей-мехе, — обернулся степняк, не прекращая своего занятия, — совсем рано встаешь, пугаешь.
— Туалет же есть, — хмуро сказал Лёшка.
— Земля должна знать, кто по ней ходит, — сказал Аршахшар.
— Ясно.
Лёшка вынес коврик для обуви на крыльцо, встряхнул и оставил там лежать.
— Что делаешь? — закончив свои дела, Аршахшар шагнул в дом.
— Не видите, полы мою, — ответил Лёшка.
— Ай, Алексей-мехе, — поцокал степняк, — воины полами не занимаются.
— А я не воин, — Лёшка окунул тряпку в ведро, — я секретарь.
Аршахшар потоптался рядом, глядя, как Лёшка, отжав тряпку, наматывает ее на перекладину найденной в туалете швабры, похлопал ладонью по свежеокрашенной стене.
— И ты же красил?