Секретарь

— Чай? Да, чай, — великан, с подозрением глядя на Штессана, шагнул к чайнику и хлопнул пальцем по кнопке.

— Там мало, — заметил Мёленбек.

Мальгрув издал звук, означающий сомнение, но чайник из подставки вынул и понёс к мойке. Уже набирая воду, он резко повернулся в надежде поймать Штессана за манипуляциями с блюдом. Но Иахим был неподвижен.

Хлоп! Наполненный чайник зашипел, а Мальгрув, сопя, сел рядом с Лёшкой, поставил перед собой бокал.

— Ты же ел пироги? — спросил он.

— Ел, — сказал Лёшка.

— В том-то и дело, все их ели, все их видели… — сказал Мальгрув и, отклонившись, резко нырнул под стол.

Он, видимо, ожидал увидеть, что Штессан держит блюдо на коленях, но был глубоко разочарован.

— Солье, — сказал Мальгрув, обиженно выпрямляясь, — это же ты, да? Ладно, Иахим, старый мечник, он, как и я, с отбитой головой, у него по званию положено несколько раз в год сходить с ума, но тебе-то, цайс-мастеру…

— А я будто не человек, — сказал Мёленбек и ловко вывернул руку с блюдом из-за спины. — Углядел всё-таки?

— Угу, краешек, — улыбнулся Мальгрув.

Он взял два пирожка, но, подумав, добавил третий.

— Старею, — вздохнул Мёленбек. — Раньше мог рубашку с собеседника в разговоре снять, и он не заметил бы. Глаза отводил — любо-дорого.

Он повозил кружку по скатерти.

— А какие вы настоящие? — спросил Лёшка.

— А такие же, — ответил великан с набитым ртом. — Сказали, что не придуриваемся, а придуриваемся. Вот и гадай, придуриваемся мы или не придуриваемся.

— Но для чего?

— Ты подумай, Алексей, подумай, — сказал Мёленбек.

Он прошел к вскипевшему чайнику, налил воды в кружки себе и Иахиму, помедлив, наполнил бокал Мальгрува.

— Я не знаю, — сказал Лёшка.

— Придуривается, — заявил великан своим напарникам и толкнул Лёшку плечом в плечо. — Придуриваешься, да?

— Мне просто казалось, что всё это — и Шикуак, и Замок-на-Краю — всё это очень серьёзно…

— Так и есть, — сказал Мёленбек.

— Но вы шутите и…

Лёшка умолк.

— Договаривай, Алексей, — потребовал Мёленбек, подобрав монокль и спрятав его в карман мундира. — Не имей привычки обрывать фразу на полпути.

— …и придуриваетесь, — закончил Лёшка.

— А что мы должны, по-твоему, делать? — спросил Штессан.

— Ну, тренироваться…

— Разумно, — сказал Мальгрув. — Я вот вчера сижу, значит, и думаю: чего-то мы упускаем. Что-то не то делаем…

— Я тоже, — кивнул Иахим. — Только я сразу понял, что надо у Алексея спросить. Он-то должен знать.

— Издеваетесь? — надулся Лёшка.

— А то! — сказал Мальгрув, окуная в кипяток чайный пакетик.

— Иногда, Алексей, ты удивляешь меня в положительном смысле, — сказал Мёленбек. — Демонстрируешь чудеса проницательности и сообразительности. Но иногда удивляешь нехорошо. Словно не даешь себе времени обстоятельно поразмыслить. Посуди сам, что ты сейчас нам сказал и на что обиделся.

— Я не обиделся, — сказал Лёшка, отворачивая голову.

Голос-предатель взял высокую ноту.

— А врать зачем? — удивился Мёленбек. — Ты решил, что мы нуждаемся в твоём совете. Замечательно! Но теперь подумай. Три взрослых человека, — он показал на Мальгрува, Штессана и себя, — с немаленьким опытом, в два, а то и в три раза старше тебя, не знают, каким образом им лучше проводить время?

— При этом один из них цайс-мастер, — добавил Мальгрув.

— Я вовсе так не думал! — сказал Лёшка.

— Всё, он обиделся, — вздохнул великан, заглядывая в кружку. — Сейчас убежит. Серьёзно, надо было продолжать придуриваться.

Прозвучало это настолько комично, что Лёшка фыркнул.

— Я же просто…

— Что? — с готовностью слушать надвинулся Мёленбек.

— Я думал…

Лёшка запнулся.

Он словно посмотрел на себя отстранённо, через слой. Только без всякого ойме. Долговязый парень со сбитой набок, ещё влажной чёлкой, ни фига, в сущности не умеющий, кое-как отбарахтавшийся в школе последний год, учит жизни…

Нет, Динку он ещё, возможно, и мог бы чему-то научить. Но даже Ромка, скорее всего, дал бы ему сто очков вперёд. Дитя, блин, улицы.

— Алексей, — произнёс Мёленбек, — ты опять оборвал фразу.

— Я знаю.

Смотря в стол, Лёшка пошевелил плечами.

— Как секретарь ты можешь объяснить причины своей обиды? — спросил Мёленбек.

— А надо?

— Конечно. Секретарю необходимо не только знать слабости и мотивы тех, с кем ему приходится работать, но и давать честный отчет в своих. Даже не мне, работодателю, а самому себе в первую очередь. Так что тебя обидело на самом деле?

Лёшка молчал.

— Алексей.

Голос Мёленбека приобрел холодную звонкость.

— Теперь мне хочется сбежать, — поёрзав, сказал Мальгрув.

— На самом деле, — поднял голову Лёшка, — я обиделся на то, что моё слово… ну, не является чем-то важным. И это вот дуракаваляние…

— Просто ты ещё сквир, — улыбнулся Штессан.

— И многого не знаешь, — добавил Мальгрув.

— Но я же вас вытащил! — с жаром возразил Лёшка. — И с ойме у меня получилось! И в городе! А я будто «подай-принеси» и «не мешайся под ногами».

— Кстати, ты ещё сегодня моешь полы здесь, на первом этаже, — сказал Мёленбек.

— Видите? Это и обидно.