Секретики

Лишь в детстве безгрешное счастье заполняет тебя целиком. Противоречия, с которыми постоянно сталкивается еще неокрепший разум, разрешаются легко. Главное для ребенка – чувство устойчивости и порядка. Грядущие депрессии и ощущение бессилия далеко впереди. Только пожив, понимаешь, что никогда больше не встать поутру с чувством абсолютной свободы и силы, распирающей каждый мускул по отдельности и всё тело одновременно, словно его накачали особым живительным газом. Для ребенка же это состояние естественно, о нем не задумываешься и уж никак не ожидаешь, что когда-нибудь его предстоит потерять навсегда.

До школы с обязательными подъемами по будильнику и сорокапятиминутными уроками время течет по-другому – день бесконечен, а ночь коротка. Мудрый совет “Будьте как дети”, о котором взрослые всегда забывают, кажется, пламенеет над незримой аркой ворот, в которые мы входим. Родители просто умиляются, глядя на нас, когда мы, взволнованные торжеством момента, вливаемся в поток сверстников перед четырехэтажным зданием советской школы. В руках у нас официальные гладиолусы и осенние астры. На фронтоне школы в круглых картушах застыли четыре советские иконы: Маркс, Ленин, Пушкин и Горький. Их давно не белили, у Маркса потрескалась борода, а у Горького на глазу бельмо – отлетел кусок штукатурки.

1 сентября 1964

Мы возбуждены, держимся за руки родителей, на мальчиках одинаковая мышиная форма – пиджачки и брюки из особого дешевого материала, в которой под сентябрьским солнцем жарко и неуютно. Девочки в коричневых платьицах с белыми отложными воротничками, поверх платьицев белые фартуки. Из репродукторов звучит бравурная музыка. Вдруг она обрывается, и громкоголосая толпа замолкает. Родители подбадривают нас знаками, подмигивают. Мы все напряжены и сосредоточенно смотрим вперед, на подиум среди колонн, где стоят директор, физрук и несколько учительниц. К микрофону протискивается тетенька в праздничной белой блузке с красным комсомольским значком на груди и громко говорит: “А теперь взялись за ручки. Старшие пропускают младших! Идет первый «А» класс! Поаплодируем нашим дорогим первоклассникам!” Тетенька взмахивает рукой – и по ее знаку из раструба громкоговорителя, подвешенного на крайней колонне, поверх голов и цветов начинает звучать сладкая песня, каждое слово в которой поют только для тебя одного:

В первый погожий сентябрьский денек
Робко входил я под светлые своды.
Первый учебник и первый урок —
Так начинаются школьные годы.

Нам, первоклашкам, полагается взяться за руки. Я застегиваю на все пуговицы свой первый пиджак, встряхиваю ранец, и он плотнее садится на плечи. Деревянный пенал с карандашами и перьевой ручкой, чистенькие тетрадки и учебники в ранце отзываются, колотятся в стенку – первые учебники, они ведь тоже упомянуты в этой замечательной песне.

– Они знали! Они знали! – шепчу я тихонько. Песня прогоняет робость и страх. Я беру за руку Каринку, мою соседку, советскую молочную сестру, – наши мамы по очереди бегали в молочную кухню. У нее тоненькие черные косички с пышными белыми атласными бантами. В ее черных армянских глазах пляшут озорные огоньки. Каринке ничего не страшно! Мальчик, на голову ниже меня (неожиданно оказывается, что он мой тезка), берет меня за руку и тянет за собой. Послушной вереницей мы поднимаемся по ступеням и, пройдя ряд колонн советского ордера – белых тумб с толстыми базами-бубликами в основании, заходим в темный школьный вестибюль. Эти незамысловатые колонны, рудименты имперского петербургского стиля, оформляют вход в царство знаний. Серо-бело-коричневая змейка течет и течет и наконец исчезает в недрах школы, словно ее заглатывает огромный Левиафан, пожирающий нескончаемую стаю малька. Врата пройдены, микрофон унесен в директорскую, толпа родителей расходится. А песня всё льется и льется над пустеющей на глазах площадкой, советская песня, беспощадно веселая и назойливая. Двери рая закрываются.

Маркс, Ленин, Пушкин и Горький равнодушно взирают на опустевший школьный двор.

Часть вторая «Мальчик-нет»

1

Анна Корниловна Якушкина стала нам матерью. Всем сразу. Так она сказала, написав свое имя, отчество и фамилию на доске. – Дети, я стану вам второй мамой.

С этих слов началась моя школа.

Большая, грузная, похожая на повариху в столовой, с толстыми мясистыми пальцами и очень доброй улыбкой, она вызывала доверие, ее хотелось слушать. Анна Корниловна красиво писала большим куском мела на доске прописные буквы: чертила две линии – одну над другой, решительно рассекала их косыми штрихами – получались клеточки, в которые она вписывала буквы. Строчные и прописные. Главное было – держать наклон. Мел издавал громкий “чпок”, прикасаясь к доске, скрипел и крошился, но, неотрывно двигаясь по поверхности, выписывал идеально красивые буквы.