Секретная династия

Впрочем, по своим каналам он продолжал получать и новые материалы. 31 октября 1862 года извещал Гагарина: «Я получил подлинник Записок Ермолова о 1812 годе, которые напечатаю»[428]. В специальных публикациях, а иногда «к слову», при разговоре о современной России, Долгоруков касался переворотов 1762 года и 1801 года, фактов — неизвестных или известных, но неопубликованных — о Ермолове, Денисе Давыдове и, конечно, о декабристах.

В борьбе за рассекречивание прошлого Герцен и Огарев часто, при всех разногласиях, блокировались с Долгоруковым. (Впрочем, в своем духе Долгоруков жаловался Гагарину в только что цитированном письме от 31/19 октября 1862 года: «Между нами сказать, Герцен и Бакунин, коим весьма не нравилось, что я пишу не в их смысле, очень недовольны тем, что я учреждаю типографию, и тем более недовольны, что не буду у себя печатать никаких рукописей в защиту: 1) самодержавия (за это бы они еще не рассердились), 2) коммунизма и 3) атеизма»[429].)

Лучше всего это единство видно по декабристским публикациям. В книгах и трех газетах Долгорукова появилось немало статей и материалов о первых русских революционерах. В «Листке» печатались первые фрагменты из воспоминаний С. Г. Волконского (№ 9, 6 июля 1863 г.). «Будущность» впервые опубликовала записки Евгения Оболенского (№ 5—12) с извинением Долгорукова за то, что печатает материалы декабриста без его ведома[430]. При этом на замечание Оболенского, что восставшим невозможно было победить 14 декабря, Долгоруков отозвался, что победить было можно — следовало только восстать ночью[431].

Записки Оболенского Герцен, видимо, собирался заимствовать у Долгорукова для «Записок декабристов» в известных сборниках 1862—1863 годов (Г. XVI. 237); Долгоруков же специальный некролог посвятил (так же как и Герцен) Г. С. Батенькову («Листок» № 16, 22 декабря 1863 г.), А. Н. Муравьеву № 17, 28 января 1864 г.), публиковал сведения о Лунине, Дивове и других декабристах. Когда враждебная печать задевала дворянских революционеров, Долгоруков с яростью бросался на защиту. Так, 1 сентября 1861 года брюссельский «Nord» (рупор петербургских властей) в статье за подписью М. Правдина грубо нападал на Сергея Трубецкого. Долгоруков отвечал через 3 дня[432]. Он же способствовал распространению сведений и о мужественных женах декабристов, в частности переписывался на эту тему с Ла Фитом де ла Пельпором, автором известного антикрепостнического памфлета, написанного от имени «вяземского мужичка Петра Артамова»[433]. Ла Фит готовил в 1861 году за границей сборник «Знаменитые женщины», собираясь напечатать там очерки о трех примечательных русских деятельницах — Марфе Борецкой, Наталье Долгоруковой и Екатерине Трубецкой[434]. «Колокол» и «Будущность» сообща обрушились на нечестных родственников Александра Поджио и других, не пожелавших обеспечить возвратившихся из ссылки декабристов какими-либо доходами от имений, некогда принадлежавших амнистированным[435].

Случалось даже, что князь высказывался более непримиримо, чем лондонские Вольные издания: Герцен и Огарев, полемизируя с Николаем Тургеневым, не принимали основной мысли его книги «Россия и русские» — будто в России никакого тайного общества не существовало[436], но при этом относились к старейшему политическому эмигранту с большим почтением и печатали его работы в Вольных изданиях[437].

Долгоруков же сурово обвинял Тургенева в «отступничестве».

К 1860-м годам относятся важные контакты Герцена и Долгорукова с одним из виднейших декабристов — Сергеем Волконским. Герцен вспоминал о встрече 1861 года: «Старик, величавый старик, лет восьмидесяти, с длинной серебряной бородой и белыми волосами, падавшими до плеч, рассказывал мне о тех временах, о своих, о Пестеле, о казематах, о каторге, куда он пошел молодым, блестящим и откуда только что воротился седой, старый, еще более блестящий, но уже иным светом...

Я слушал, слушал его и, когда он кончил, хотел у него просить напутственного благословения в жизнь, забывая, что она уже прошла... и не одна она» (Г. XVIII. 91).

Отрывок из «Записок С. Г. Волконского» «Три предателя» (о Шервуде, Бошняке и Майбороде) с маскирующей ссылкой на «умершего декабриста» появился в долгоруковском «Листке» (№ 9, 6 июля 1863 г.) и на 38 лет опередил публикацию этих воспоминаний в России[438].