Секретная династия

В 1858 году Вольная типография опубликовала в одной книжке два значительно отличающихся сочинения: радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву» и «О повреждении нравов в России» М. М. Щербатова. 15 апреля 1858 года в «Колоколе» появилось объявление: «Печатается: князь М. Щербатов и А. Радищев (из екатерининского века). Изд. Трюбнера с предисловием Искандера»[144]. В предыдущих объявлениях о новых и готовящихся изданиях, помещенных в «Колоколе» от 1 марта 1858 года и четвертой книге «Полярной звезды», датируемой примерно тем же днем, никаких упоминаний о «двойной» книге. Таким образом, текст сочинений Радищева и Щербатова попал в Лондон в марте или начале апреля 1858 года, причем за это время уже сложился план будущей книги в виде сборника — конволюта, соединяющего два труда из екатерининского века, с предисловием Герцена.

Под известным введением Искандера стоит дата «25 мая 1858 года». 15 июля того же года «Колокол» уже сообщал, что книга М. Щербатова и А. Радищева «поступила в продажу».

Герцен писал в предисловии: «Радищев гораздо ближе к нам, чем князь Щербатов; разумеется, его идеалы были так же высоко на небе, как идеалы Щербатова — глубоко в могиле; но это наши мечты, мечты декабристов. Радищев [...] сочувствует страданиям масс, он говорит с ямщиками, дворовыми, с рекрутами, и во всяком слове его мы находим с ненавистью к насилью — громкий протест против крепостного состояния [...]. И чтобы он ни писал, так и слышишь знакомую струну, которую мы привыкли слышать и в первых стихотворениях Пушкина, и в «Думах» Рылеева, и в собственном нашем сердце» (Г. XIII. 273).

Кроме общего введения, Герцен предпослал еще одно краткое предисловие ко второму разделу конволюта, тексту «Путешествия из Петербурга в Москву». Там разбирается вопрос об оценке Радищева Пушкиным и публикуется краткая биография Александра Радищева, почерпнутая из одноименной пушкинской статьи. Мы не будем здесь вдаваться в сложную дискуссионную проблему об отношении Пушкина к первому революционеру и заметим только, что, несомненно, существует связь между герценовской публикацией 1858 года и пушкинской статьей, впервые напечатанной в седьмом, дополнительном, томе сочинений поэта, изданном П. В. Анненковым в 1857 году.

Герцен черпает материалы не только из основного текста пушкинской статьи, но и из напечатанных Анненковым «прибавлений» к ней, где впервые цитировались выдержки из записок статс-секретаря Храповицкого (описание гнева Екатерины II при чтении книги Радищева). Этим, однако, не исчерпывается связь герценовского «Радищева и Щербатова» с анненковским Пушкиным. В «щербатовской» части книги находятся примечания об известном столкновении А. Г. Орлова с А. М. Шванвичем[145]. Примечание это является точным, отчасти дословным пересказом пушкинского текста — из черновиков «Замечаний о бунте», представленных Николаю I (П. IX. 479—480; подробнее о «Замечаниях...» см. в гл. VII). В России этот отрывок был впервые опубликован только год спустя в статье Е. И. Якушкина «Проза Пушкина»[146].

Известно, что Е. И. Якушкин пользовался в этом случае материалами П. В. Анненкова, которые не вошли в изданные им сочинения Пушкина. Соответствующий пушкинский автограф находился в те годы и позже именно у Анненкова.

Ясно, что снабдить текст Щербатова таким примечанием мог либо сам Анненков, либо кто-то из лиц, которым он доверил неопубликованный текст.

Автором примечания, очевидно, написано также и письмо к Герцену, опубликованное в начале книги Щербатова: «Нет, кажется, надобности доказывать подлинность сочинения “О повреждении нравов в России”. В нем заключаются такие подробности придворной жизни, которые могли быть описаны только современником Екатерины II. Во всем рассказе виден живой человек, весь проникнутый мыслью, которую он старается доказать, человек, принадлежащий к XVIII столетию, ненавидящий Екатерину, перетолковывающий ее поступки, слова и даже мысли, отзывающийся о ней с тою раздражительностью, к которой мог быть способен только современник, недовольный императрицею по личным отношениям. Едва ли нужно говорить, что мы нисколько не сочувствуем направлению Щербатова, признаем основную мысль его совершенно ложною и что сочинение его имеет в наших глазах одно значение — богатого исторического материала! (Из письма, при котором мы получили рукопись М. М. Щербатова)»[147].

В приведенных строках звучит подчеркнутый западнический тон, ибо Щербатов идеализировал прежние времена, когда еще не было «повреждения нравов в России». Герцен заметил, что Щербатов «дошел до своей славянофильской точки воззрения» (Г. XIII. 273), однако при том не судил историка XVIII века столь строго и не находил его мысль «совершенно ложною».