Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

В то время нашей разведке стало известно, что сын венгерского правителя Миклош Хорти[235] ведет тайные переговоры с представителем Тито. Речь шла об установлении контактов с русским Верховным командованием и заключении сепаратного мира. В этом отношении информация, услышанная мною в главной ставке фюрера, подтверждалась. Однако путь, который пытался проложить себе правитель Хорти через Тито, показался мне очень шатким.

«Как могло такое произойти, что правитель Венгерского королевства стал искать сближения с извечным врагом Венгрии — Югославией? Какую выгоду из этого он мог извлечь для себя и своего народа?» — не понимал я.

С руководством германской разведки в Венгрии мне удалось договориться о внедрении нашего агента в окружение сына Хорти. И одному хорвату это удалось. Он сблизился не только с Миклошом Хорти (младшим), но и с представителем югославской стороны и вошел в их полное доверие. От него мы узнали, что в ближайшее время ночью должны были состояться переговоры с самим венгерским правителем. Для нас эта новость явилась крайне неприятной, ведь мы ни в коей мере не хотели, чтобы глава венгерского государства хоть как-то скомпрометировал себя личным участием в данной афере. Однако это являлось уже головной болью органов военной разведки и полиции безопасности. У меня и своих забот хватало.

Чем чаще я поднимался на Замковую гору, чтобы переговорить с атташе военно-воздушных сил, германским посланником или командиром корпуса, тем больше меня начинал волновать вопрос, каким образом выполнить поставленную задачу на этой горе, которая представляла собой настоящую крепость, созданную самой природой. Если бы отданный мне приказ не был столь конкретен, то я ограничился бы только окружением всего правительственного квартала и самой горы. Тогда войсковую операцию по непосредственному захвату Замковой горы можно было бы провести лишь в ответ на враждебные действия в отношении Германии.

Как бы то ни было, я поручил Фелькерзаму тщательно проштудировать все доступные планы города и лично оценить обстановку путем неоднократного осмотра улиц, а также имевшихся на них строений. Во время проведения данной рекогносцировки нас каждый раз подстерегали все новые неожиданности. В частности, выяснилось, что под Замковой горой располагался подземный лабиринт, ходы которого были заминированы. В случае обострения ситуации это явилось бы для нас серьезным минусом. Пришлось разрабатывать новый план действий немецких войск в Будапеште, который предусматривал непосредственный захват Замковой горы силами вверенных мне подразделений. От возможности проведения воздушно-десантной операции пришлось отказаться полностью.

Я чувствовал, что подошло время подтягивания моих подразделений к месту предстоящих действий. На этом же настаивало и командование корпусом. Поэтому где-то в начале октября они вышли маршем из Вены и вскоре разместились в предместьях Будапешта.

В первых числах октября по приказу главной ставки фюрера в город прибыл обергруппенфюрер СС Бах-Зелевский[236] и взял командование на себя. Он явился прямиком из Варшавы, где только что подавил восстание поляков, и всем своим видом показывал, что является сильным и решительным человеком.

— В случае необходимости я готов действовать столь же жестко, как и в Варшаве, — подчеркивал Бах-Зелевский.

Он привез с собой даже 650-мм мортиру, которая применялась всего дважды — во время осады Севастопольской крепости, а затем в Варшаве. Я расценил предложенный им метод ведения операции как излишне грубый и выразил мнение, что более утонченные средства приведут к цели надежнее и быстрее.

— Операция «Панцерфауст» и без поддержки этой мортиры даст такие же положительные результаты, — заявил я.

Появление Бах-Зелевского произвело на многих офицеров сильное впечатление, и мне показалось, что они его просто побаиваются. Я же старался не обращать внимания на суровый тон его высказываний, настаивал на своем мнении и поступал в соответствии с ним.

Мне было непонятно, почему секретные планы действий часто обсуждались на совещаниях в присутствии пятнадцати, а то и двадцати офицеров. Лично я понимал, что в результате такого подхода кое-какие сведения доходили и до венгерского правительства, что подталкивало его к принятию соответствующих решений. Как бы то ни было, нас не могли не тревожить полученные от разведки сведения о том, что командующий венгерскими войсками в Карпатах генерал-полковник М.[237] якобы вступил в прямые переговоры с русскими. Эти донесения, естественно, поступали и в главную ставку фюрера, однако твердого решения о проведении необходимых контрмер там почему-то не принималось.