Секретная миссия в Марселе. Один год из жизни Вариана Фрая

Оба внешне сохраняли добрые отношения, хотя между ними частенько возникала натянутость. Они считали себя в какой-то степени реформаторами, революционерами, но для Бретона его мировоззрение и теории являлись в сущности всего лишь profession de foi[38], тогда как Виктор Серж прочувствовал революцию на улицах и тюрьмах многих европейских городов и России. И если нынешняя ситуация с ее неопределенностью и страхами для Бретона была аномалией (в конце концов, он был французским гражданином и за ним не охотились гестаповцы), то для Виктора Сержа – привычным образом жизни. И когда в тяжкие декабрьские вечера начинались разговоры о еде, которой заметно не хватало, Серж рассказывал собравшимся истории из своей тюремной жизни со всеми ее «прелестями». Трудно сказать, успокаивали ли его рассказы подголадывающих обитателей виллы.

Данни Бенедит писал: «Серж был нашей совестью, Бретон – заводилой».

Вилла служила хорошим местом отдохновения и превратилась в своего рода интеллектуальный клуб для встреч писателей, поэтов, художников. Устраивались выставки картин, дискуссии либо на самой вилле, либо все отправлялись в кафе. Тем для дискуссий осталось не так уж много. И в первую очередь, уезжать или оставаться. И если не уезжать, то что делать. Многие интеллектуалы, считали, что нельзя бросать Францию, а Андре Массон впоследствии утверждал, что эмиграция «была предчувствием чего-то ужасного и мы были правы, что уехали». Обсуждалось отношение к коллаборационистам, к состоявшейся в Париже под эгидой оккупационных властей выставке Молодые Художники Французской Традиции и т. п.

Среди посетителей можно было увидеть художников-сюрреалистов, подопечных Фрая – Ганса Беллмера, Виктора Браунера, Жака Герольда, Вильфредо Лама, Беньямина Пере и др. У каждого из них было свое пристанище в Марселе или в окрестностях, где они вели полулегальное существование. Но лишь в стенах Эр Бель шумная и на время забывшая тяготы нищеты и бесправия компания находила душевный, хотя и временный, покой и умиротворение.

Особенно радовало Бретона появление художника Андре Массона. В свое время (20-е годы) они разошлись во взглядах, но потом сблизились опять.

Андре Массон был ранимым человеком, болезненно переносил ужасы войны и интеллектуальные беседы с Бретоном придавали ему силу и уверенность. Эти беседы они продолжали и будучи позднее интернированы в одном и том же лагере на острове Мартиника.

Андре Массон, виднейший французский художник-экспрессионист, скрывался вместе с женой и детьми неподалеку, в охотничьем поместье графини Лили Пастрё. Там же нашли приют и финансовую поддержку другие деятели французского искусства: Пуленк, Касальс, Мийо и пр… У графини иногда собиралось до 40 постояльцев, чуть ли не каждый день их усилиями давались концерты классической музыки с обязательным участие евреев-музыкантов.

Массон не собирался покидать Францию, но услышав 3-го октября о введение вишистким правительством расовых антиеврейских законов, понял, что пришла пора эмигрировать. Новость эта настолько потрясла художника, что, по словам одного из его биографов, Массона в буквальном смысле вырвало. Ведь будучи причисленным к сторонникам «дегенеративного» искусства, он, вдобавок, имел еще один «грех»– жену-еврейку. Фраю пришлось повозиться с оформлением документов для Массона, но, в конечном итоге, все окончилось благополучно.

Постоянные политические дискуссии, посещения разного рода визитеров, похоже, породили малоприятные слухи и сплетни в эмигрантской среде. Когда Мириам Давенпорт уезжала в Югословию, на вокзале она отозвала Мэри Джейн в сторонку и прошептала имя некоего меньшевика, клиента Центра, который сообщил ей, что «Виктор Серж – сталинский агент». Не то, чтобы Мэри Джейн поверила этой сплетне, но тем не менее сообщила об этом Вариану. Тот в ответ только пожал плечами: «Боже мой, какие эти русские интриганы».

Трудно сказать, знала ли полиции о настроениях и разговорах в Эр Бель, да только однажды она туда нагрянула.

Недремлющее око полиции

Второго декабря началось вполне обычно. Стояло сухое морозное утро. Данни и Жан отправились после завтрака в офис, а Фрай предпочел остаться дома. Он работал у себя в комнате, готовил письма: с минуты на минуту должна была придти Лена и отпечатать их. Лена появилась с опозданием и, что самое необычное, взволнованная. Оказывается, рано утром в офис пришли с обыском, всех задержали, перерыли все столы и пересмотрели все бумаги. Лену отпустили, но кое-кого из клиентов задержали. Облава, как и всеобщая суматоха в городе, связана была с приездом главы государства, маршала Петэна.

Только Лена, успокоившись, приступила к печатанию подготовленных писем, как с улицы послышался громкий шум, в который врезался визг тормозов. У ворот остановились два автомобиля: обычный полицейский и фургон.

Увидев полицию, Тео позвала Мэри Джейн, и та спустилась вниз со своей собакой.