Секретная миссия в Марселе. Один год из жизни Вариана Фрая

Все эти происшествия, разумеется, создавали громадную напряженность в работе. Внешние перемены также оказались не к лучшему. В мае, к большому огорчению Фрая, Государственный департамент отозвал Бингэма. Телеграмма из Вашингтона гласила: «Хайрам Бингэм, Мл., Класс VIII, $3600, Марсель, направляется Вице-консулом в Лиссабон… перевод осуществлен по его просьбе…». То есть, обычный «дипломатический» воляпюк. В бумагах Бингэма после его смерти нашли такую запись: «Почему меня перевели… За отношение к евреям и отношение к Фраю». Долгое время заслуги Бингэма замалчивались[64]. И лишь в результате усилий его детей имя консула ныне признано в истории страны и выпущена почтовая марка с его изображением. В официальной историографии Государственного департамента имеется следующая надпись:

Хайрам (Гарри) Бингэм, отважный дипломат.

Несмотря на бюрократическую осторожность (sic!) Государственного департамента во время Европейского кризиса, вызванного проблемой беженцев, несколько представителей иностранного корпуса предприняли дополнительные шаги для оказания помощи евреям, пытавшимся бежать из оккупированной нацистами Европы. Одним из таких сотрудников был Хайрам (Гарри) Бингэм, Вице-консул в Марселе… Действуя в обход политики США, он срывал действия гестапо и вишистской полиции.

Заменивший его вице-консул оказался менее расположенным к сотрудничеству, особенно когда речь шла о выдаче виз, и везде подозревал «красных». Фрай попытался добиться у него визы для Ларго Кабальеро, находившегося под домашним арестом, но получил бесцеремонный отказ: «Мы не хотим никого, имеющего какие бы то ни были политические взгляды. Хорошо их знаем. Соединенным Штатам не нужны возмутители спокойствия. У нас и так их предостаточно»[65]. «Он не силен в европейской истории – охарактеризовал его Вариан – но силен в защите Америки от беженцев, коих считает радикалами».

В конце июня Государственный департамент запретил американскому посольству выдавать визы вообще, за исключением специального разрешения, о чем Фрай телеграммой от 23 июня немедленно поставил Комитет в известность (Государственный департамент не удосужился известить ЧКС об этом нововведении). Если добавить, что почти закрылся маршрут на Мартинику, а Лиссабон переполнили беженцы, картина складывалась весьма незавидная.

Начавшаяся война Германии с СССР, казалось, должна была улучшить положение Фрая и его подопечных. У французов появилась надежда, что Германия после победоносных двух лет, ввязалась в опасную авантюру. Американское правительство, до сих пор пытавшееся сохранить официальные отношения с Францией и Германией, могло бы смягчить отношение к беженцам (теперь в разряд «нежелательных» попали и русские эмигранты).

Однако, случилось обратное. В июле 1941 года ужесточились правила заполнения и подачи аффидевитов. В частности, дополнительная персональная информация требовалась от спонсоров и их протеже, если последние имели родственников в Германии или не имели их в США. К тому же от самих спонсоров требовались жесткие гарантии по финансовому обеспечению приезжающих.

Понимая, что вся работа Центра находится под неустанным надзором полиции, Фрай попытался несколько расширить сферу активности. Программа по оказанию помощи беженцам из района Эльзаса и Лотарингии приветствовалась вишисткими чиновниками; была создана комиссия патронажа как общественная надстройка над Центром, куда включили ряд известных французских деятелей и членов петэновской администрации.

Но ничто не помогало. Обыски, слежка, почти неприкрытая – все это выматывало Вариана. Срок его иностранного паспорта истек, а в продлении консульство отказало в январе и вторично в мае. Не помогло письмо Кингдону и ходатайство Эйлин перед Элеонорой Рузвельт. Ответ жены президента не оставил надежды: «С сожалением, вынуждена сообщить о невозможности помочь вашему мужу. Я советую ему вернуться домой, поскольку правительство не думает, что сможет заступиться за него».

Судьба Вариана Фрая окончательно решилась в середине июня, о чем он сам узнал позже. В результате переписки между Кингдоном и консулом первый окончательно согласился отозвать своего посланника (Кингдон впоследствии утверждал, что с ним никто не советовался), но это уже не имело принципиального значения: вишистское правительство само приняло энергичные меры по разрешению затянувшегося конфликта. Полиция известила посольство, что, если Фрай не уедет добровольно, его просто-напросто выдворят из страны.