Секретное оружие обольстителя

– Считай, что это адаптационный период. У меня были месяцы, чтобы привыкнуть к беременности. А потому нечестно с моей стороны не предоставить тебе тот же промежуток времени, чтобы пришло осознание. Однако часы тикают, Арес. Ты не можешь держать меня здесь вечно, а даже если бы и мог, скоро нас станет трое.

– На твоем месте я бы не рискнул бросать мне вызов. – Он едва узнавал собственный голос, так угрожающе тот звучал.

Пия будто не услышала угрозы. Или ей все равно.

– Тебе придется принять решение. Или ты думаешь, что я буду держать детей взаперти, растить их в изоляции от мира? Будто нас не существует вовсе? Ты можешь стыдиться их. Или меня. Но я-то ничего не стыжусь.

– Я никогда не говорил, что мне стыдно.

Она выпрямилась, ее румянец проявился ярче.

– Твоя нерешительность может удержать меня здесь. – Она будто не слышала его. – Возможно, мне это даже понравится, поскольку избавит от необходимости вести неприятные разговоры со старшим братом и теми, кто жаждет узнать подробности моей личной жизни.

Пия подошла к Аресу, держа ноутбук в одной руке, а другой обхватив живот.

– Пия, – начал он.

– Однако ты сможешь оградить детей от всего мира, Арес. Они не станут заложниками твоей нерешительности. Ты меня понимаешь? Мои дети будут гулять на солнце. Они будут любимы. Я не позволю спрятать их, словно чью-то грязную тайну. Дворец не станет им тюрьмой. Я этого не потерплю.

Никогда раньше Арес не видел на ее лице такого выражения. Свирепого, сильного, будто у нее уже включился материнский инстинкт. Он было хотел остановить ее, однако застыл в смятении, не в состоянии двинуться. Больше похожий на монстра, чем на человека. Пия пронеслась мимо него и исчезла в глубине коридора, оставив после себя ощущение всей тяжести дворца, ставшего тюрьмой с решетками на окнах.

Арес давным-давно игнорировал сплетни о себе в бульварной прессе. Однако на следующий день, направляясь на северный остров на торжественное открытие то ли банка, то ли памятника, он лениво просмотрел таблоиды. Газеты пестрели низменными домыслами, омерзительными инсинуациями. Впрочем, ничего нового. Тем не менее Арес с удивлением обнаружил, что реагирует на них иначе, чем когда они касаются не его, а Пии.

Его фото, где он увековечен лежащим на земле с окровавленной губой после удара Маттео Комба, мелькали повсюду. Маттео был привлечен к ответственности советом директоров, который поднял вопрос о вотуме недоверия ему. Все зашло слишком далеко, его даже обязали посещать специалиста по управлению гневом. Арес нашел это весьма забавным.

Хотя, конечно, нет ничего забавного в том, как таблоиды полощут имя Пии. Вместо того чтобы забыть о ней после ее исчезновения, они в своем освещении событий просто неудержимы.

«Скандал и беременность от принца-плейбоя!» – вопили заголовки.

Стоя в мраморном вестибюле королевского банка Атилии, Арес размышлял о том, насколько хорошо, что никто не осмелился показать ему эти газетенки раньше. Правда, когда он приготовился произнести речь, в толпе внезапно произошла перемена. Он услышал шепот и вздохи, сопровождаемые глубокими поклонами и реверансами.

Арес выругался себе под нос. Хотя внешне не выказал ни малейшего волнения, когда к нему подошел отец, встав рядом. Арес повернулся, как требовалось, поклонился монарху.

– Принц Арес, – бросил король, игнорируя официальное приветствие, и только потому, что смотрели люди, вероятно ожидая, что он поприветствует единственного сына.

– Вот уж не думал увидеть вас здесь, ваше величество, – пробормотал Арес себе под нос, когда они встали для исполнения национального гимна Атилии. – Должно быть, моя секретарша ошиблась.

Они не должны были встретиться. Королевскому двору хорошо известно, что наследный принц и король предпочитают не находиться в обществе друг друга.

– Да, это была ошибка, – заявил монарх, даже не попытавшись скрыть гнев и не обращая внимания на то, что толпа слушала песню «Да здравствует наш король в благодати и мудрости». – Нам нужно поговорить.

Этого Аресу хотелось меньше всего. Но ничего не поделаешь, они на публике. Предстоит короткая церемония, в десять раз хуже из-за присутствия отца и прочих помпезных обстоятельств, которые сопровождают королевскую персону на столь банальном мероприятии. Словом, выбора нет, кроме как пойти, как и было велено, вслед за отцом, отстав на несколько шагов. Этого тоже требовал этикет.

Сын мог восстать против отца. Но отец Ареса – король, а слово короля – закон.

Старик настоял на том, чтобы они вернулись в северный дворец, куда нога Ареса не ступала с тех пор, как умерла мать.

Он знал, что отец отлично об этом осведомлен и специально привел его сюда, потому что как был садистом, так им и остался. Монарх повел его в свою личную гостиную, где, сколько Арес себя помнил, тот читал ему нотации в перерывах между вспышками гнева.

Заняв место, указанное отцом, Арес принял непринужденную позу.

Он наконец решился нарушить молчание.

– Это вызывает ностальгию.

– Я рад, что ты так думаешь. А вот мне что-то не по себе.

Арес тонко улыбнулся.