Секретные окна

Если речь идет о рассказах, то очень важно. Взять мои собственные рассказы: мне самому ясно, что их первые строки, как правило, гораздо живее и интереснее, чем первые строки моих же романов (начальная фраза «Пляжа» из сборника «Команда скелетов» почти так же прекрасна, как фраза Кейна, открывающая «Почтальона»: «Космический корабль Федерации «Эй-Эс-Эн/29» упал с небес и разбился»[118]). Есть вещи, которые никогда не меняются; если работаешь с короткими формами, надо хватать читателя за горло и держать изо всех сил, чтобы он не сбежал.

Но рассказы в каком-то смысле и есть шлюхи; одноразовое свидание, любовь на одну ночь. Роман – это уже долгосрочные отношения. Здесь, как мне кажется, читателя подцепляют не одним предложением или абзацем, а первыми несколькими страницами. Сколько страниц мы дадим романисту, пока не поймем, интересен он нам или нет? Я сам довольно капризный читатель. Если роман не цепляет на протяжении пятидесяти страниц, обычно я закрываю книгу и больше к ней не возвращаюсь. Да, в долгом повествовании часто необходимо вступление, но в какой-то момент надо уже прикоснуться к читателю, потом обнять и наконец соблазнить. Шлюхи на улицах дешевы, и мне совершенно не хочется пополнять их ряды. Уж лучше я буду девицей по вызову и постараюсь создать в своих книгах ощущение роскоши, великолепия и удовольствия, которое остается с тобой надолго, но без особенной глубины или полутонов. Мне хотелось бы делать лучше, но, боюсь, на сегодняшний день из меня не получится хорошей жены для читателя… а это и есть по-настоящему хорошая литература: не шлюха, не дорогая девочка по вызову, а спутница жизни, которая вознаграждает читателя за его преданность и увлеченность, отдавая в десять раз больше, чем получает. Я не хочу жениться на каждой книге или истории, которую читаю; обычно мне вполне хватает свидания на одну ночь или короткой любовной связи. Но есть книги вроде «Обитателей холмов», или «Раджийского квартета», или «Приключений Гекльберри Финна», которые предлагают нам нечто большее, чем случайная связь. Они остаются с читателем навсегда, постоянные, верные, столь же щедрые в памяти, как и при первом знакомстве.

И все же…

«Вот как это произошло».

Это не любовь, но да, детка!

Вечер в Королевском фестивальном зале [119] Мюриэл Грей интервьюирует Стивена Кинга

Стивен Кинг: Я бы сказал, что фэнтези и вообще выдумка, в особенности такая, где есть атмосфера ужаса, выставляют обыденность в резком, новом свете. И в то же время, если ты можешь поместить историю ужаса в обыденное окружение, сверхъестественное становится более правдоподобным. Я всегда считал, что моя работа в каком-то смысле состоит в сшивании этих двух лоскутов. С одной стороны, у тебя есть все, что реально, обыденно, рутинно. С другой стороны, есть все, что нереально: вампиры, вервольфы и вообще все, чего мы боимся. Я не фрейдист и не очень высоко ставлю фрейдистскую идею символичности, но я думаю, что мы сами – символические существа, мы привыкли обращаться с символами. В вампире мы видим многое, чего мы боимся. В болезнях, стирающих с лица земли все население, мы видим другие болезни, вполне реальные. Мы от этих вещей получаем удовольствие, потому что понимаем: когда закроешь книгу, они исчезнут. По крайней мере до тех пор, пока свет не выключишь, и они, будем надеяться, вернутся. Работа писателя, если он хочет иметь успех, состоит в сшивании этих двух лоскутов, и шов должен быть такой тонкий, чтобы читатель не замечал, когда переходит границу между реальным и нереальным.

Мюриэл Грей: В рамках этой теории есть по-настоящему жуткий вопрос, потому что если это правда… Рэнди из Флориды говорит, будто вы в одном интервью сказали, что у вас какая-то дегенеративная болезнь глаз, которая приводит к слепоте. Я этого не знала. Он говорит, что его очень огорчила эта новость, и он хочет узнать, что вы по этому поводу делаете. Это все правда?

Стивен Кинг: Купил себе собаку! [смех] Эта болезнь называется «дегенерация желтого пятна», она наследственная, и у меня она есть. Пока что я вижу очень неплохо. Будем жить, пока живется, неизвестно же, что может случиться – можете мне поверить, по ужасам я эксперт. Не будем слишком волноваться по поводу глаз. Но эта болезнь у меня действительно есть. Связана с сильной близорукостью – я без этих штук не слишком хорошо вижу. Ну, а может, ничего еще не будет, да? Слышу в зале нервный смешок.

Мюриэл Грей: И неудивительно. Вот еще один вопрос, присланный по электронной почте: «Можете вы себе представить, как это – не писать? И если бы вы не писали, что бы вам хотелось делать?» Видимо, играть в крикет…