Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего

Легко представить, что чистое мясо будет в надежных руках, если им занимаются такие люди, как Марк. (Он предпочитает «культивированное мясо» «чистому» или «мясу клеточного происхождения».) Как и во время беседы с Брюсом, создается впечатление, что у него есть разумный и выразительный ответ на любое критическое замечание об индустрии, которое я могу упомянуть.

Когда я спрашиваю, не пузырь ли все это, он отвечает, что если и да, то это неважно. «Я старше большинства людей в этой сфере. У меня немного более умеренная точка зрения, — говорит он. — Возможно, это одна из тех технологий, которые поднимаются на волне хайпа, однако после нее нас ждет период разочарования и отток инвестиций. Тогда придет время начинать большую кампанию за государственные вложения. — Марк больше предпочитает работать с государственными деньгами. — В ближайшие 30 лет это будет в первую очередь научный проект. Даже если на рынке продукт появится через три года, он все равно потребует множества изысканий и доработок. Для этого нужно широкое ­привлечение ­ученых, а это возможно только при госфинансировании».

Когда я спрашиваю, не спровоцирует ли его работа избыточное потребление, Марк только отмахивается.

— У каждого человека с возрастом все больше проблем с перевариванием мяса. Физиологически просто невозможно есть больше мяса, чем позволит организм, существует некий предел. Вообще-то потребление мяса в сильно развитых странах — на спаде.

Но когда я привожу точку зрения Мэтью Коула насчет пропаганды пристрастия к мясу, что это пристрастие может быть культурным, а не природным, Марк говорит нечто неожиданное:

— Мясо действительно связано с культурой. Отчасти привлекательность мяса — я сейчас скажу чрезвычайно спорную вещь, но, кажется, в этом есть доля истины, — отчасти привлекательность поедания мяса и есть в том, что для этого нужно убивать животных.

— В каком смысле? О чем вы?

— Это превосходство над другими видами. Мясо всегда ассоциировалось с властью, с маскулинностью, с огнем и всем прочим.

И он рассказывает о рекламе соуса барбекю Remia, недавно прошедшей по голландскому телевидению: Сильвестр Сталлоне вышибает овощной шашлык из рук тощего актера, а потом стреляет с вертолета из автомата. «Хочешь сражаться как тигр — не ешь как кролик», — орет Слай в лицо актеру. Потом мажет огромный стейк соусом и шлепает перед ним на стол. «Хочешь быть мужиком? Ешь как мужик», — рычит он.

— Если делать мясо в лабораториях или на фабриках, без риска, без убийства — это очень хлипкая версия мяса, — развивает мысль Марк. — Это мясо больше похоже на брокколи, чем на гамбургер. Будучи переходным продуктом, оно на самом деле поможет двигаться к растительной диете.

И я внезапно понимаю, почему мясо так много значит, почему нам трудно от него отказаться: мясо правда неотъемлемая часть того, что делает мужчин мужчинами, а людей — людьми, обладателями власти над миром вокруг, плотоядными на вершине пищевой цепи, наделенными неоспоримой властью и контролем над окружающей средой.

— Все это завязано на том, что значит быть человеком, да? — говорю я.

— Правильно.

— Так мы господствуем над миром. И мы господствовали настолько хорошо, что теперь мир уничтожаем.

— Верно.

Чистое мясо изменит наше представление о том, что значит быть человеком: людям больше не придется жить за счет животных. Но если мясо — это культурное явление, а не естественное, то в наших силах изменить культуру, не полагаясь на технологии. Культура и так уже изменилась: мужественность больше не определяется умениями разжигать костер и убивать. Да, чистое мясо может стать переходным продуктом, который отучит нас от убийства животных точно так же, как секс-роботы могут стать метадоном для педофилов. Но оно же может продлить нашу зависимость и вынудить полагаться на безликие транснациональные ­компании в сфере основных продуктов питания. Вместо того чтобы сложить власть над ­животными, став настоящими веганами, мы передаем еще больше власти отстраненным корпорациям.

— А это не подтолкнет нас к миру, где мы будем еще больше полагаться в производстве еды на очень специализированную технологию и корпорации, тогда как раньше были в этом самодостаточны? Скажем, крестьянин из Вьетнама может сам себе вырастить свинью для пропитания. В будущем, где убивать животных запрещено, а есть их — все еще нормально, мы сами себя лишаем власти, полагаясь на технологии.

— Да. И я полностью с вами согласен, — отвечает он тут же. — Я привожу в пример микропивоварни или «микролавки мясников», чтобы проиллюстрировать, что эти технологии необязательно ассоциировать с корпорациями, которые производят мясо где-то далеко-далеко, в странах с низкой оплатой труда.

— Но только ведь так не получится, правда же?

— Ну… знаете… микропивоварни все-таки существуют.

— Но пьют люди «Хайнекен» и «Будвайзер». Микропивоварни есть, но это 0,5% рынка.