Секс и тщеславие

В этот момент Люси совершенно точно поняла, с какими словами обратится к Джорджу. Она скажет: «Интересно, мог ли Неруда сыграть Баха так же хорошо, как ты?» Теперь ей просто нужно провести с ним секунду наедине. Люси воспользуется моментом после того, как Джордж закончит играть, и, возможно, ей под каким-нибудь предлогом удастся показать ему картины Дифенбаха в трапезной. Когда Джордж уже приближался к финалу, Джиллиан, свадебный координатор, влетела в часовню с бешеным видом и принялась что-то настойчиво нашептывать Изабель на ухо.

— О черт! Пардон! — буркнула Изабель в ответ, а потом обратилась к остальным: — Нам надо мчаться на банкет. Как оказалось, бабушка Дольфи начала произносить тост, не зная, что нас еще нет!

Они поторопились к центральному двору, где проходил банкет, и, увидев это место, Люси ахнула от восторга. Огромный двор был заполнен круглыми столами, покрытыми серебряной парчой и прогнувшимися под весом старинных серебряных канделябров, которые, казалось, доставлены прямиком из Ватикана. Над каждым столом висели серебряные шары разного размера, внутри их в воде плавали свечи. Мерцание свечей в просвечивающем серебре разбегалось нежной рябью, окутывая тонким сиянием все пространство и делая и без того прекрасный монастырь еще более таинственным.

Люси быстро нашла назначенный ей столик, скрестив пальцы: пусть Джордж сидит рядом! Увы, она оказалась между молодым итальянцем с длинными светлыми волосами, который ни слова не знал по-английски, и, если верить карточке перед соседним пустующим стулом, бароном Мордехаем фон Эфрусси. Ее сердце упало. А что еще хуже, со своего места Люси прекрасно видела Джорджа — тот расположился через два столика от нее, по соседству с Софи, прелестной австралийской подругой Изабель, и не менее потрясающей азиаткой по имени Астрид. Один из одетых в черное видеооператоров, особо не скрываясь, снимал, как эта фотогеничная троица обменивается приветствиями — ни дать ни взять давние друзья, встретившиеся в первом ряду на Нью-Йоркской неделе моды!

Мордехай, болтавший с какой-то английской герцогиней за соседним столиком, неохотно вернулся на свое место и приподнял бровь, глядя на Люси:

— Где вы были, юная леди? Творили какие-нибудь непотребства?!

— Не совсем. Мы были на импровизированном фортепианном концерте Джорджа Цзао.

— В самом деле? А что играл наш рослый молодой Нарцисс?

— Отрывок из Гольдберг-вариаций.

— Как предсказуемо! — проворчал Мордехай.

— Вообще-то, он играл очень красиво.

— Ничуть не сомневаюсь. Но мне хотелось бы, чтобы хоть раз кто-нибудь выдал Шёнберга или Джона Кейджа. Нет ничего банальнее, чем исполнять Гольдберг-вариации, кроме, пожалуй, пьесы «К Элизе».

Не желая спорить, Люси попыталась сменить тему. Когда официанты налили ей в тарелку обжигающий рыбный суп, она взяла ложку.

— Мне кажется, я никогда не держала в руке такой тяжелой ложки.

— Да, это знаменитое серебро де Векки. Вроде бы отлили во Флоренции в семнадцатом веке. Приборы вчера доставили из семейных хранилищ.

Люси, любуясь огромными серебряными канделябрами в центре стола, сказала:

— Все это так грандиозно, не могу даже представить, что будет завтра на свадебном банкете!

— Ну, поскольку Цю оплачивает счет за всю свадебную неделю, де Векки, очевидно, должны были устроить что-то впечатляющее сегодня вечером. Разве могли они позволить этим глупым азиатам украсть их лавры?

Люси ничего не ответила, но подумала, что Изабель совсем не глупа.

Мордехай принял молчание Люси за обиду и начал яростно оправдываться:

— Надеюсь, вас не обидели мои слова. Я ничего такого не имел в виду. Сам я обожаю азиатов. У меня много друзей-азиатов, например Цю или султанша Пенанга.

— Не волнуйтесь, я не обиделась. — Люси улыбнулась, удивленная тем, что он так разволновался.

— Я несказанно рад. Мне просто интересно наблюдать за происходящим: китаянка с огромным состоянием выходит замуж за представителя одной из старейших семей Европы и тратит кучу деньжищ на одну из самых роскошных свадеб, какую когда-либо видел мир. Это как повторение Генри Джеймса[63], но в главной роли китайцы. Так и вижу, как все старинные римские и неаполитанские семьи посмеиваются по углам. Однако мировой порядок изменился, и Старой Европе лучше к нему привыкнуть. Понимаете, я забыл, что вы частично китаянка. На самом деле в этом плане я своего рода дальтоник, я никогда не сужу о людях с точки зрения их цвета кожи. А вас считаю жительницей Нью-Йорка.

Люси неуверенно кивнула. Когда она подумала, что ничего хуже этого Мордехай уже не брякнет, он снова заговорил:

— Скажите, милочка, а вы сами кем себя считаете?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Ну вот вы смотрите в зеркало и кого там видите: азиатку или все-таки белую?

— И ту и другую…

— Но вы же склоняетесь к определенной стороне? Вообще-то, очень занятно, что вы с легкостью сможете сойти и за азиатку, и за белую.

Люси заскрежетала зубами. В итоге он все-таки разозлил ее.

— Знаете, я никогда не пыталась «сойти за кого-то», я стараюсь просто быть собой.