Естественно, даже в потенциальном пирроновском мире мнение человека, который дольше изучал подоплеку какой-либо проблемы, пользовалось бы бо́льшим, хотя и не абсолютным, доверием, нежели мнение того, кто имел бы лишь поверхностное представление о ней. Это мнение было бы особенно ценным, если бы было выражено максимально простым и понятным языком, принятым в повседневной жизни: даже если мы не можем знать, какова природа вещей на самом деле, мы имеем право получать информацию о том, как ее воспринимают эксперты, особенно сегодня, когда мир стал гораздо более сложным и противоречивым, чем во времена Секста. Таким образом, мы могли бы следовать рекомендациям английского философа Бертрана Рассела, который в 1928 г. указал критерии скептического метода, способного произвести «в человеческой жизни самую настоящую революцию»[25]. Рассел так описывал этот метод:
Скептицизм, за который я выступаю, сводится лишь к следующему: первое – когда эксперты едины в каком-либо мнении, противоположное мнение не может считаться неоспоримым; второе – когда мнения экспертов разнятся, неспециалист не может считать неоспоримым никакое мнение; и третье – когда все они считают, что достаточных оснований для твердого ответа не существует, обычному человеку будет разумнее воздержаться от суждения[26].
Прагматическое сравнение, основанное на «неизбежных привязанностях», могло бы также способствовать разработке более приемлемой культуры права и преодолению так называемого этического и культурного релятивизма – идеи о том, что каждая система ценностей, законов, обычаев, традиционных и философских верований не только объяснима, но и приемлема только в своем контексте. На самом деле, если верно, что «смутная» природа вещей, описанная в десятом тропе, может по-разному восприниматься каждым человеком, то «неизбежные привязанности», такие как сострадание и доброжелательность, вещи, которые мы воспринимаем, когда наши чувства не «нарушены», а также открытия искусства и науки – это именно то, что объединяет нас как род человеческий. Мы можем сделать вывод, что нет необходимости занимать определенную позицию в отношении исламской религии, чтобы поддерживать иранцев и иранок, массово восставших после убийства исламистами молодой женщины, которая неправильно носила хиджаб, и других диссидентов. Тем более такие реакции редко перерастают в фанатизм, если ими не манипулируют; придерживаясь «неизбежных привязанностей», не позволяя им взять над собой верх, протестующие понимают, когда нужно остановиться и призвать к этому товарищей.
Эпилог
Общественное мнение и бытовой язык склонны уподоблять скептика-пирроника нигилисту – то есть тому, кто ни во что и ни в кого не верит. Но это не совсем так. Скептик-пирроник просто признает, что он не в состоянии определить истинную природу вещей, включая ценности, и продолжает наблюдение за ними. При этом он живет и действует, не поддаваясь тревогам, основываясь на непосредственном восприятии вещей и зная, что другие могут воспринимать их по-иному. Он также внимает ощущениям и эмоциям, которые вызывают в нем вещи, воспринимает открытия науки и искусства и следует законам, обычаям и традициям, если они не противоречат его «неизбежным привязанностям». Следовательно, образ мысли пирроника нельзя назвать безразличным, печальным, отчаянным, аморальным, непрактичным или непоследовательным. Напротив, он характеризуется широтой взглядов, состраданием и прагматизмом, а также направлен на обеспечение и распространение спокойствия, безмятежности и умиротворения.