Часть седьмая
Тот неизбежный час
1
Ада задремала, едва забравшись в постель, и совершенно точно видела сон, хотя наутро не смогла вспомнить ни единой детали.
Всё происходило в Греции, у реки, вдоль которой тянулись заросли олеандров, – похоже, одного из ручейков Аркадии, славящихся своим песчаным дном и прозрачной водой, но только во сне он был широким и бурным. На берегу сидели, болтая в воде босыми ногами, четыре девчушки в возрасте от пяти до девяти лет, одетые в старомодные купальные костюмы, совсем как у тёти Санчи с сёстрами на фотографиях из семейного альбома, лежавшего на столике в гостиной. Ада наблюдала за происходящим со стороны и в то же время понимала, что одна из девчушек, старшая, – тоже она: хронологическая нестыковка, но во сне на такие вещи внимания не обращаешь. Четыре девочки болтали ногами, взбивая пену, и пели, пятая плавала чуть ниже по течению.
– Линда! Сестричка! Посиди с нами, мы тебя заждались, – крикнула самая младшая, и Ада поняла, что не только купальные костюмы, но и сами девчушки те же, что на фото, потому что узнала Инес, мать Лауретты. Клоринда подплыла к берегу, ухватилась за ветку олеандра, чтобы не сносило течением, тряхнула мокрыми волосами и улыбнулась так же загадочно, как на фотографии.
– Лучше иди ко мне, Инес, сплаваем до моря, – позвала она и, схватив младшую сестру за ногу, стянула её в воду.
– Если ты так хорошо плаваешь, что же ты в тот раз утонула? – ворчливо спросила Санча.
– Вот кто совсем не умеет плавать, так это Танкреди, – смеясь ответила Клоринда. – Меня научила тётя Малинверни, когда мы ездили к устью Магры, а он забоялся. Я намного сильнее и храбрее, хотя и девочка. Вот, смотри!
Не отпуская ветку, она высунулась из воды и протянула Санче руку, чтобы та могла пощупать мускулы.
– И я, и я! – воскликнула маленькая Ада, сжимая кулак.
Но Клоринда уже снова окунулась и, схватив Инес за руку, потянула её на середину реки. Они вместе поплыли по течению, только уже не двумя девочками, а двумя дельфинами, время от времени высоко выпрыгивавшими из воды, и вскоре скрылись за горизонтом.
Сон был таким глубоким, что совершенно не затронул сознания, и Ада при всём желании не смогла бы записать увиденное в блокнот для психоаналитика. И именно из-за того, что он был таким глубоким, она проспала дольше обычного. Было уже десять, когда она почувствовала, как кто-то тихонько трясёт её за плечо:
– Ада! Ада! Проснись!
Это была Клементина, жена доктора Креспи. Но что она делает в её, Адиной, спальне, одетая словно на официальный приём? И зачем подходит к окну, зачем поднимает шторы, впуская яркий дневной свет? Ада прикрыла глаза рукой, изо всех сил пытаясь вырваться из объятий сна.
– Что случилось? – спросила она хрипло.
– Адита, дорогая, вставай, беда!
Невероятно, как быстро может проснуться безмятежно спящий человек. Ада отбросила одеяло, пошарила ногами по полу в поисках тапочек, схватила протянутый Клементиной халат.
– Беда... – бормотала синьора Креспи. – С дядей Таном беда...
Но Ада уже мчалась по галерее, а потом вниз по лестнице, в комнату дяди. На пороге её остановила Армеллина.
– Он ушёл тихо, во сне, – проворчала она, обняв и крепко прижав Аду к себе.
– Но... как? Когда? – ей показалось, что голос звучит со стороны, словно в неудачно озвученном фильме. Все это слишком невероятно, чтобы быть правдой!
– Ночью. Не звал никого – ты же знаешь, дверь между комнатами всегда открыта, а сплю я чутко. Уж я бы услышала!
Она отошла в сторону, и Ада увидела, что дядя лежит на кровати, откинувшись на низкую подушку, а не полусидя, как накануне вечером, когда она уходила. Его уже переодели из пижамы в элегантный смокинг с бабочкой, прикрывавшей рулон бинтов, подложенный под идеально выбритый подбородок, чтобы не раскрывался рот. Простыни сняли, заменив зелёным шёлковым покрывалом с бахромой. В кресле у изголовья сидел доктор Креспи в тёмном костюме. Увидев Аду, он встал ей навстречу.
Ада подошла к кровати. Несмотря на плотную шерсть халата, её била дрожь, будто в лихорадке.
– В котором часу? – спросила она, по-прежнему не в силах поверить в происходящее.
– Армеллина нашла его в восемь, когда принесла завтрак. Тело уже остыло, так что я добавил бы ещё пару часов – шесть, может быть пять утра. Лицо спокойное, безмятежное, как будто он спит. Ушёл без боли, без мучений. Я был здесь через полчаса и сразу понял, что помочь ничем не смогу.
– В восемь! А меня даже не разбудили!
– Мы заходили к тебе в комнату, но ты так крепко спала... И потом, что бы ты сделала?
Да тысячу разных вещей, подумала она. Обнять его, согревать, трясти до тех пор, пока не очнётся! Ада никак не могла заставить себя принять то, что дядя больше никогда не откроет глаза, никогда не заговорит с ней. Она нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб, и холод побелевшей кожи мгновенно проник от её губ к сердцу. Тогда Ада упала в кресло и горько заплакала. Как же я буду жить без него?