Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

В бодрственной реальности Ирму звали Эмма Экштейн. Этот, так сказать, факт был обнародован Максом Шуром в 1966 году. Эмма была сестрой друга Зигмунда Фрейда Фридриха Экштейна, известного всей Вене как «ходячая энциклопедия». Считалось, что брат Эммы знает все, обо всем на свете у него справлялись его друзья – Гофмансталь, Рильке, Верфель, Малер, Лист и даже Брокгауз. С Фридрихом Экштейном Зигмунд Фрейд проводил время за игрой в тарок. Ясное дело, что история с Эммой получила в Вене широкую огласку. Какая именно история? История ее лечения, которую называют иногда «перво-сценой психоанализа» [3:119].

Эмма страдала истерией, в начале 1890-х она стала пациенткой Фрейда, в декабре 1894 года к нему в Вену приехал Флисс, осмотрел пациентку и посоветовал прооперировать ее нос, поскольку истерия имеет сексуальную этиологию, а гениталии связаны со слизистой оболочкой носа. С этой целью друг Фрейда, отоларинголог, теоретик биологических циклов и корреляций гениталии-нос приехал в Вену еще раз через пару месяцев. В начале февраля 1895 года он сделал операцию и тотчас уехал обратно в Берлин. Поначалу тридцати летняя Эмма пошла на поправку, однако 8 марта Фрейд сообщает другу плохую новость: состояние пациентки резко ухудшилось. Потребовалась новая операция, в результате которой обнаружилось, что Флисс второпях оставил пятидесятисантиметровую марлю в носовой полости. Когда чужеродное тело извлекли, началось обширное кровотечение, так что Эмма чуть было не лишилась жизни. К концу мая здоровью ее, к счастью, ничто не угрожало.

История Эммы-Ирмы нанесла репутации Зигмунда-Вильгельма немалый ущерб, но Фрейд при этом неустанно продолжал защищать друга. Эмма же писала разные статьи, а в 1905 году уединилась, можно сказать, оставила этот суетный мир, чтобы жить в окружении книг. В 1924 году она умерла от церебральной апоплексии.

Стоит сказать, что на заглавную роль Ирмы претендовала, помимо Эммы Экштейн, и другая кандидатка. Дидье Анзье пишет, что за именем Ирмы могла бы скрываться и Анна Хаммершлаг-Лихтхейм, дочь любимого гимназического учителя Фрейда. Впрочем, аргументы Макса Шура, история с проведенной Флиссом скандальной операцией, убедительно указывают на Эмму Экштейн.

ОТТО. Историки психоанализа полагают, что в этой роли в сновидении появляется Оскар Рие, педиатр, семейный доктор Фрейдов. Он же – друг Зигмунда и партнер по игре в тарок. Впрочем, как говорит Лакан, к самым близким друзьям Фрейда Отто не принадлежит, при семье «он играет роль симпатичного, милого, щедрого на подарки холостяка, к которому сам Фрейд относится с долей благодушной иронии» [17:215].

ЛЕОПОЛЬД. На эту роль претендуют, по меньшей мере, два разных друга Фрейда. Анзье, Аппиньянези и Форрестер предполагают, что это – Людвиг Розенберг, врач и партнер Фрейда по игре в тарок. В других источниках говорится о том, что в роли Леопольда – Эрнст фон Фляйшль-Марксов, коллега Фрейда, ассистент Брюкке, скончавшийся в 1891 году в возрасте 44 лет. От Фляйшля, кстати, недалеко до Флисса. Именно Вильгельм Флисс – тот самый друг, который рассказывал Зигмунду о триметиламине. Анзье полагает, что Фрейд минимизирует число указаний на Флисса в толковании сновидения об «Ирме», чтобы не шокировать друга. Скорее всего, доктор Леопольд – это и Людвиг, и Эрнст, и Вильгельм.

М… Интересно, что Фрейд не наделяет это действующее лицо своего сновидения полным именем, подобно «Отто» и «Леопольду». Казалось бы, сведение имени до начальной буквы позволяет это имя легко развернуть. Однако нет: М., согласно дотошным историкам, – это Йозеф Брейер. Брейер, как и остальные мужские персонажи сновидения, – друг и врач. Но, кроме того, он еще и отцовская фигура. М. воплощает собой, как говорит Лакан, фигуру воображаемого отца.

Итак, на сцене сновидения – пациентка и собравшиеся вокруг нее врачи. Прямо консилиум! Терапевтическая сцена имеет четкое гендерное распределение: доктора-мужчины осматривают, диагностируют, предписывают лечение страдающей истерией Ирме. Сновидение, тем самым, «повторяет сцену лечения Фрейдом пациенток-истеричек и его обращения за советом по данному случаю к Брейеру. Так что сцена сновидения представляет собой краткое повторение сцены рождения самого психоанализа» [3:119]. Рождение и наводит на мысль о первосцене. Осмысление первосцены, сцены соблазнения, семейного романа и движет анализом Фрейда. Он на пороге психоанализа.

Смысл, мысль, желание, сексуальность выписывают это открытие. Более того, сама мысль оказывается заместителем галлюцинаторного желания! Эта радикальная идея не может пройти мимо Лакана: мысли «имеют мало общего с предметом изучения феноменологии мышления, будь то мышление образное или какое-либо другое. Речь здесь идет не о мыслях в общеупотребительном смысле, а о желании» [16:62]. Причем, кто знает, что это за желание?