Мое горло раздулось, я не способна говорить. Я знаю, что мне не следует спрашивать у нее, что она имеет в виду. Дхарма произносит с удовольствием:
– Мы знаем, кто ты, Бекси. Ты – пустышка и ничего не стоишь. Твоя жизнь бессмысленна.
Я чувствую, как мой палец погружается в вельвет переднего сиденья. Выцарапывая буквы. Выцарапывая то, что я бы хотела быть способной сказать.
– Ты думаешь, у тебя есть друзья, которые любят тебя, но они видят в тебе то же, что и мы, – пустоту. Яму вместо человека. Неужели ты думаешь, что люди, которых ты считаешь близкими, заботятся о тебе?
Образы друзей возникают внутри меня, но тут же гаснут, они недосягаемы. С каждым словом Дхармы они все больше растворяются, пока не исчезают в темноте.
– Ты думаешь, что живешь, но ты понятия не имеешь, что это на самом деле означает, и я не думаю, что сможешь когда-нибудь узнать.
Ее слова опутывают мое горло, душат сопротивление. Я чувствую себя как никогда оторванной от своих сил, как будто часть меня, что хочет крикнуть: «Ты ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, кто я!», закрыта в клетке из толстого стекла. Я почти вижу ее. Она мощная, она кричит, колотит по клетке кулаками.
– Ты когда-нибудь останавливалась, чтобы подумать: а может, ты недостаточно хороша? Что ж, если так, твое сознание пытается донести до тебя важную вещь: это правда, ты на самом деле
Взрослая часть меня знает, почему она так поступает. Знает, что происходит. Дхарма использует классические приемы манипуляции. Они мне знакомы, я слышала подобное всю мою жизнь. Такие фразы созданы, чтобы ломать. Их цель – заставить человека чувствовать, что все на свете бессмысленно. Они возбуждают самую темную нашу часть, ту, которой мы склонны верить, лишь когда заблудились и не знаем, куда идти.
Хотя я знаю, что она делает, это все равно срабатывает. Взрослая «я» растворяется. Я чувствую себя пустой, никчемной, полой – в точности, как ей хочется.
Дхарма заканчивает:
– Я буду за тебя молиться.
Я откидываюсь назад на вельвет сиденья.
Включается фонарь, и яркий белый свет мгновенно окружают крошечные мухи. Они гудят маниакально, врезаются в него, разбивая о стекло головы. Эти идиотки считают, что летят навстречу солнцу. Но они просто ранят себя, опять и опять ударяясь о невидимую преграду, пока не рухнут вниз.
Я сижу, онемев от пережитого поражения, мои глаза сухи. Чувствую запах бензина, до меня доносятся слабые звуки, которые издают вдалеке какие-то люди. Я сижу и смотрю, как мухи умирают одна за другой.
Дверь распахивается, и в пикап вваливается Софи. Ее знакомый запах заполняет кабину и разбивает темную магию.
– Привет, – говорю я тихо, низким хриплым голосом.
– Ну, и что за новое дерьмо здесь произошло? – спрашивает Софи.
Я чувствую, что она знает – это не имеет ничего общего с нашей вчерашней ссорой.
Я смотрю на нее и нажимаю на экран телефона. Открывается голосовая заметка, и раздается голос Дхармы, резкий, чистый и холодный. Я вздрагиваю. Мы сидим, пока голос второй раз за сегодня наполняет машину. Софи берет меня за руку. А потом все кончается.
– Мерзкая сука! – шепчет Софи.
Я закрываю рот рукой, сдерживая смех. Усталость и облегчение охватывают меня – Софи это моя реальность. Я рассказываю ей предысторию: как встретила Габриэля в кафе и о том, что предшествовало телефонному звонку.
– Кое-кто времени даром не терял, – говорит она.
Я тянусь к ее теплым рукам.
– Может, пора возвращаться домой.
У нас почти закончились деньги, это был наш последний шанс. Софи смотрит на меня, кивая понимающе. Я чувствую, что при мысли о возвращении ее наполняют одновременно ощущение успокоения и грусть. Как и меня.
– Смотри, – говорю я, вытаскивая свой потрепанный блокнот. – Перед путешествием я составила список, перечень всего, что может пойти не так.
Я указываю пальцем на испачканную водой страницу, исписанную моим почерком.
Софи читает, пытаясь имитировать мой голос, придавая ему певучесть.