…На другом фланге находилась подпольная «Катакомбная Церковь», или, как их еще называли, «Истинно православные христиане» — они уже открыто не подчинялись митрополиту Сергию и считали большевистскую власть властью антихриста. Попытавшись разобраться в причинах претензий, я пришла к выводу, что они были опять же чисто политическими, без вероучительного подтекста. При Алексее Михайловиче хотя бы различным количеством перстов крестились, а здесь и того не было. Ну не нравилась им большевистская власть! Пока правительство поощряло обновленцев, еще можно было говорить об «истинности православия», а когда оно договорилось с Церковью, то вообще непонятно, в чем его смысл. Расхождение было исключительно в заповеди о повиновении властям земным.
А что же происходило на той стороне? В эмиграции оказалось достаточно не только священников, но и епископов, в основном тех, кто был во время Гражданской с белыми и ничего хорошего от большевиков не ждал.
По белую сторону фронта тоже приходилось как-то налаживать церковную жизнь, а общения с московским священноначалием, по понятным причинам, не было. Патриарх такую ситуацию учел в своем постановлении от 7/20 ноября 1920 года, издав руководство к действию для епископов на случай, если их епархия потеряет контакт с высшим церковным начальством. Архиереям или группе архиереев давалось право принимать на себя всю полноту церковной власти на своей территории. Но еще раньше, в мае 1919 года, в Ставрополе было образовано Временное Высшее Церковное Управление Юго-Востока России, которое в ноябре 1920 года получило легальную основу. А поскольку русские церкви за границей контакта с Москвой также были лишены, ВВЦУ ЮВР заявило, что они тоже находятся в его подчинении, и после естественного перемещения сторонников белых за границу стало именовать себя Высшее Русское Церковное управление за границей.
В этом деле есть один нюанс, без которого трудно понять дальнейшие события. Например, офицеры, даже оказавшись по разные стороны фронта, еще долго ощущали себя единым русским офицерским корпусом. А священники не только ощущали, но и формально являлись единой Русской Церковью, по объективным причинам временно разделенной на несколько частей, только и всего. Что теперь с этой ситуацией делать, не понимал никто. Точнее, враги РСФСР это прекрасно понимали: можно и нужно использовать церковные каналы для проникновения в страну и подрывной работы.
А вот как быть Патриарху? Тем более, когда война закончилась, и стало ясно, что большевики продержатся еще какое-то время. Сердцем и мыслями оставшиеся в России, может, и были с «зарубежниками», однако Совнарком, упразднивший всю старую Россию, в случае жесткого противостояния смог бы упразднить и Церковь.
В июле 1921 года оказавшийся в эмиграции митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий) предложил Патриарху учредить Высшее Управление Российской Церковью за границей, которое объединяло бы все зарубежные приходы русской Церкви под руководством патриаршего наместника. Тихон отреагировал неопределенно: должности наместника не учредил, но и инициативу не запретил, оставив все, как есть.
21 ноября — 3 декабря 1921 г. в Сремских Карловцах в Сербии состоялось Всезаграничное русское церковное собрание (позже переименованное в Собор), а ставший во главе митрополит Антоний решением этого собрания получил звание заместителя Патриарха. Но все же неопределенность в отношениях с Москвой могла бы продолжаться и дальше, если бы члены собрания смогли сдержать кипевшую в груди ненависть.
Но — не получилось. Собрание обратилось к руководителям готовившейся к тому времени Генуэзской конференции со следующим призывом: