Селестина

П а р м е н о. Да я только сказал, сеньор, что уже слиш­ком поздно звать портного.

К а л и с т о. Ну, не говорил ли я, что ты всезнайка! Что ж, подождем до завтра. А ты, сеньора, бога ради, по­терпи; за мной не пропадет. Будь добра, покажи мне сей священный шнурок, который удостоился опоясать ее тело. Да насладятся глаза мои вместе со всеми остальными чув­ствами, ибо вместе они страдали! Насладится и мое истер­занное сердце, не ведавшее ни одного отрадного мгновения с тех пор, как узнало эту сеньору. Все чувства охватили его, сбежались к нему с тяжким бременем забот, и каж­дое терзало его, как могло; очи — тем, что глядели на нее, уши — тем, что внимали ей, руки — тем, что ее касались.

С е л е с т и н а. Ты касался ее, говоришь? Ты меня пу­гаешь.

К а л и с т о. Во сне, хочу я сказать.

С е л е с т и н а. Во сне?

К а л и с т о. Во сне я вижу ее так часто, что боюсь, как бы не случилось со мною того же, что с Алкивиадом или Сократом: один видел во сне, будто завернулся в плащ своей подруги, — а на другой день он был убит и она сама унесла его с улицы, прикрыв плащом; другому же при­грезилось, будто его позвали по имени, — и через три дня он умер. Но живым или мертвым, отрадно мне будет на­деть шнурок, что она носила.

С е л е с т и н а. Много же у тебя горя, коли в то время, как другие отдыхают в своих постелях, ты уже готовишься к страданиям грядущего дня! Утешься, сеньор, бог не оста­вит тебя своей милостью. Дай срок, исполнятся твои же­лания. Возьми этот шнурок, и, если только я не умру, я вручу тебе и его хозяйку.

К а л и с т о. О новый гость мой! Сколь блажен ты, шну­рок, что смог обвить тело, которому я недостоин прислужи­вать! О узелок любви моей, ты вплел в себя мои желания! Скажи мне, шнурок, слышал ли ты, как сурово ответила та, кому ты служишь, а я поклоняюсь, та, ради которой я тер­заюсь дни и ночи без всякой надежды?

С е л е с т и н а. Есть старая поговорка: кто меньше ста­рается, больше получает. Но я своими стараниями помогу тебе добиться того, чего ты, бездействуя, не получил бы. Утешься, сеньор, не в один час была взята Самора[36], но воины не пали духом.

К а л и с т о. О, я несчастный! Города обнесены камен­ными стенами, но камень можно разбить камнем, а у гос­пожи моей сердце из стали, его ни один металл не осилит, ни одна пуля не пробьет. Попробуй, приставь лестницу к ограде ее сердца: глаза ее мечут стрелы, язык — упреки и брань, за пол-лиги[37] не расположишься с осадою!

С е л е с т и н а. Молчи, сеньор, смелость одного-единственного человека завоевала Трою[38]. Не теряй надежды,— женщина женщину всегда перехитрит. Ты еще не обра­щался ко мне, не знаешь, на что я способна.

К а л и с т о. Ты принесла мне такую радость, что я верю каждому твоему слову. О блаженство мое, ангельский пояс! Я тебя вижу — и не верю этому! О шнурок, шнурок! Был ли ты моим противником? Если был, я тебе прощаю. Доб­рый человек всегда простит виноватого. Но нет, не думаю: будь ты враждебен мне, ты не отдался бы так быстро в мои руки, разве что для оправданий. Ответь мне, закликаю тебя великой властью твоей госпожи.

С е л е с т и н а. Перестань бредить, сеньор, от твоих раз­говоров я устала, а шнурок перетерся.

К а л и с т о. Горе мне, бедному! Когда бы небо даро­вало, чтобы ты был сделан и сплетен из моих рук, а не из шелка, дабы они могли каждый день блаженствовать, с благоговением обвивая и сжимая ее тело, которое ты вечно держишь в объятиях, не чувствуя этого и не наслаждаясь своим счастьем! О, какие тайны ее дивного облика ты мог видеть!

С е л е с т и н а. Ты увидишь больше и толку будет больше, если не спятишь от своих рассуждений.

К а л и с т о. Замолчи, сеньора, мы с ним понимаем друг друга! О глаза мои, не забывайте, что через вас проникло оружие, ранившее мое сердце, а кто помогает злу, тот сам его творит. Не забывайте, вы обязаны вернуть мне здо­ровье. Любуйтесь же теперь на ваше лекарство.

С е м п р о н и о. Сеньор, ты так забавляешься со шнур­ком, что тебе теперь и Мелибеи не надо.

К а л и с т о. Что ты говоришь, болван несносный? Что такое?

С е м п р о н и о. Да ты разговорами изводишь себя и тех, кто тебя слушает. Ты так потеряешь жизнь или рассу­док, а лишишься того или другого — останешься на бобах! Сократи свои речи, дай Селестине слово молвить.

К а л и с т о. Неужто парень пьян, или я впрямь надоел тебе, матушка, длинными рассуждениями?

С е л е с т и н а. Надоесть-то не надоел, а все же, сеньор, пора тебе прекратить разговоры, покончить с жалобами, обращаться со шнурком, как со шнурком, чтобы найти иные слова, когда окажешься возле Мелибеи; не приравнивай одежду к человеку.