Селестина

П а р м е н о. Хорошо сказано, это мне по сердцу. Да бу­дет так! Бежим от смерти — мы ведь молоды! Кто не хо­чет умирать или убивать — не трус, а добрый малый. Эти оруженосцы Плеберио просто головорезы, их хлебом не корми, а только дай пошуметь да поссориться. А что глу­пее, чем ждать драки с врагом, которому не торжество и победа дороги, а непрерывные стычки да распри? Ох, кабы ты меня сейчас видел, братец, то-то бы потешился. Глаза вкось, ноги врозь, левая впереди — вот-вот побежит, полы за кушаком, щит под мышкой, чтобы не мешал. Ей-богу, я, кажется, от страха помчусь, как лань.

С е м п р о н и о. Я еще краше: щит и шпага привязаны ремнями, а поверх шлема — капюшон.

П а р м е н о. А камни, которые ты положил в капюшон?

С е м п р о н и о. Да я их выбросил, чтоб полегче было. Хватит с меня тащить на себе латы; это ты все приставал, я и надел, но уж больно они тяжелые, чтобы в них улепе­тывать. Тише, слушай! Ты слышишь, Пармено? Беда! Мы пропали! Скорее бежим к Селестине, а то нам преградят путь домой!

П а р м е н о. Беги живее, что же ты тащишься! Ох, я грешный! Если нас догонят, бросай щит и все прочее! С е м п р о н и о. Неужто убили хозяина?

П а р м е н о. Не знаю, не говори ничего, беги себе и молчи, а что с хозяином — не наша забота.

С е м п р о н и о. Тс!.. Тс!.. Пармено! Вернись, это про­сто стража альгвасила шумела на соседней улице.

П а р м е н о. Погляди хорошенько. Не верь глазам, им часто мерещится не то, что есть. У меня вся кровь застыла в жилах! Я уже глотнул смерти! Так прямо и чувствовал, как меня колотят по спине. Ни разу в жизни я так не тру­сил и не попадал в такую переделку, хоть и немало потру­дился на чужих людей и побывал там, где работы было по горло. Девять лет я прослужил у гвадалупских монахов[51], и мы там тысячу раз затевали кулачные потасовки. Но ни­когда еще я так не боялся смерти, как сейчас.

С е м п р о н и о. А я разве не служил у священника храма святого Мигеля и у трактирщика, что на площади, и у Мольехара-огородника? И у меня бывали перепалки с теми, кто швырял камни в птиц на большом тополе. Но упаси тебя бог оказаться при оружии — вот в чем ужас! Недаром говорится: где оружие, там и страх. Вернись, вернись! Ей-богу, ты прав, там альгвасил!

М е л и б е я. Сеньор Калисто, что за шум на улице? Как будто голоса и кто-то бежит. Ради бога, осмотрись, тебе грозит опасность!

К а л и с т о. Сеньора, не волнуйся, я осторожен. Должно быть, мои слуги-забияки отобрали оружие у про­хожих и прогнали их прочь.

М е л и б е я. А много с тобой слуг?

К а л и с т о. Нет, всего двое! Но они так отважны, что и шестерых разоружат и прогонят. Я их потому и вы­брал. Если бы это не затронуло твоей чести, они разбили бы дверь вдребезги. А когда бы нас услышали, они защи­тили бы нас с тобой от всей челяди твоего отца.

М е л и б е я. О, не дай бог случиться этому! Но я рада, что тебя сопровождают верные люди. Такие усерд­ные слуги не зря едят хлеб. Раз природа их столь щедро одарила, сеньор, обласкай и награди их из любви ко мне, и тогда наша тайна будет в сохранности. А когда взду­маешь наказывать слуг за излишнюю отвагу и дерзость, чередуй кару с милостью, чтобы они не пали духом или не возмутились.

П а р м е н о. Эй, эй, сеньор! Беги, я вижу толпу с фа­келами! Тебя увидят, узнают, ведь спрятаться тебе некуда!

К а л и с т о. О, как я несчастен, что должен расстаться с тобою! Я не ушел бы, клянусь, если бы опасался за свою жизнь, а не за твою честь. Да хранят тебя ангелы! Я приду в следующий раз, как ты велела, через сад.

М е л и б е я. Да будет так, ступай с богом!

П л е б е р и о. Сеньора жена, ты спишь?

А л и с а. Нет, сеньор.

П л е б е р и о. Не слышишь ли ты шума в комнате до­чери?

А л и с а. Да, конечно. Мелибея, Мелибея!

П л е б е р и о. Она тебя не слышит. Я позову громче. Дочь моя, Мелибея!

М е л и б е я. Сеньор!

П л е б е р и о. Кто это ходит и шумит у тебя в комнате?

М е л и б е я. Сеньор, это Лукресия пошла за водой, мне пить захотелось.

П л е б е р и о. Спи, дочь моя, я было заподозрил другое.

Л у к р е с и я. Ишь проснулись, а ведь мы почти не шумели. Вот переполошились-то.

М е л и б е я. Даже самое кроткое животное приходит в ярость, опасаясь за любимого детеныша. Но каково им было бы, узнай они, что я выходила из дому!

К а л и с т о. Закройте дверь, друзья. А ты, Пармено, принеси наверх свечу.

С е м п р о н и о. Тебе, сеньор, надо бы отдохнуть и по­спать до утра.

К а л и с т о. Согласен, это мне весьма кстати. Ну, что ты скажешь, Пармено, о старухе, которую так ругал? Вот мастерица! Ведь без нее ничего бы не вышло!

П а р м е н о. Не понимал я твоего великого горя, не знал прелести и совершенства Мелибеи, а потому не вини меня. Я только знал Селестину и ее штуки, вот и преду­преждал тебя, ведь ты мой хозяин. Но теперь ее точно подменили, она уже совсем не та!

К а л и с т о. Не та?

П а р м е н о. Я бы и сам не поверил, кабы мне так ска­зали, но я говорю правду, клянусь твоей жизнью.

К а л и с т о. Скажи-ка, вы слышали, о чем я говорил с моей сеньорой? Что вы там делали? Страшно было?