Селестина

Т р и с т а н. Где Семпронио и Пармено? Что с ними приключилось? Да объясни, не пугай меня.

С о с н й. Наши товарищи, наши братья...

Т р и с т а н. Ты либо пьян, либо с ума сошел, либо принес дурные вести. Объяснишь наконец, что стряслось с парнями?

С о с и й. Их казнили на площади.

Т р и с т а н. Не может быть! Какая страшная беда! Ты их видел? Говорил с ними?

С о с и й. Они были в беспамятстве. Но один из них заметил, что я смотрю на него и плачу, тогда он с трудом поднял на меня глаза и воздел руки к небу, будто славил бога и будто спрашивал меня, что я чувствую, глядя, как он умирает. И в знак скорбного прощания он склонил голову, весь в слезах, давая мне понять, что уж не уви­дится со мною до страшного суда.

Т р и с т а н. Ты не так понял: он, верно, хотел спро­сить тебя, здесь ли Калисто. Ну, раз ты сам все видел, идем-ка скорее сообщим хозяину печальную новость.

С о е и й. Сеньор, сеньор!

К а л и с т о. Что такое, олухи? Я ведь наказывал не будить меня!

С о е и й. Проснись, вставай, мы погибли, если ты не заступишься. Семпронио и Пармено обезглавлены на пло­щади как злодеи, и глашатай оповестил народ о их пре­ступлении.

К а л и с т о. О боже! Что ты говоришь! Не знаю, ве­рить ли такой нежданной и скорбной вести! Видел ты их?

С о с и й. Видел.

К а л и с т о. Берегись, думай, что говоришь; ночью они были дома.

С о с и й. А рано утром погибли.

К а л и с т о. О верные слуги! Преданные мои напер­сники и советчики! Ужели это правда? О Калисто, какой позор! Теперь ты обесчещен на всю жизнь! Что станет с тобою после смерти таких слуг? Скажи мне, бога ради, Сосий, в чем причина? О чем говорил глашатай? Где их схватили? Какой суд вынес приговор?

С о с и й. Сеньор, жестокий палач кричал на площади: «Насильники и убийцы осуждены правосудием!»

Кал исто. Кого же они убили? Прошло всего не­сколько часов, как мы расстались. Как имя убитого?

С о с и й. Сеньор, ее зовут Селестина.

Кал исто. Что ты говоришь?

С о с и й. То, что слышишь.

К а л и с т о. Лучше убей меня, умоляю. Ты не знаешь, ты далее не представляешь, что будет, если умерла Селе­стина, старуха со шрамом на лице.

С о с и й. Она, она. Я сам видел ее труп; на нем не меньше тридцати ран. Она лежала дома, и служанка ее оплакивала.

К а л и с т о. О, несчастные юноши, что же было с ними? Видели они тебя? Говорили с тобой?

С о с и й. Ох, сеньор, кабы ты их видел, сердце твое разорвалось бы на части: у одного весь череп раскроен и сам он без сознания; у другого руки переломаны и все лицо в синяках; оба в крови. Они выпрыгнули из окна, удирали от альгвасила. Так им, полумертвым, и отрубили головы; думаю, они ничего и не почувствовали.

К а л и с т о. Но зато чувствует моя честь. Лучше бы мне быть на их месте и лишиться жизни! Теперь я лишен и чести и надежды завершить начатое, — и это для меня горше всего. О несчастное мое имя и моя добрая слава, в какой вы опасности, переходя из уст в уста! О мои сокровенные тайны! Теперь вас разгласят на площадях и на рынках! Что станется со мной? Куда мне деться? Пойти туда? Мертвым я не смогу помочь. Остаться здесь? Сойду за труса. На что решиться? Скажи мне, Сосий, за что они убили старуху?

С о с и й. Сеньор, ее служанка оплакивала и вопила во весь голос — дескать, все случилось оттого, что старуха не захотела поделиться с ними золотой цепью, которую ты ей дал.