Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

И вот когда Тэтчер хлестко заявила: «…Общества как такового не существует: есть только мужчины, женщины и семьи», – двое мировых лидеров сделали своей миссией освобождение отдельных людей от оков чрезмерно разросшегося государства и превращение общества в игру воюющих между собой индивидуумов. Они вознамерились усилить конкуренцию насколько возможно и везде, где это возможно. Отныне всем предстояло соревноваться на саморегулирующихся и повышающих общее благосостояние свободных рынках (в конце концов, ведь не только людям нужна свобода для полной реализации своего потенциала, но и рынкам), чья «невидимая рука» приведет нас всех к стабильному и обеспеченному будущему.

В июне 1987 года Рональд Рейган с удовольствием объявил о назначении нового председателя Федеральной резервной системы – Алана Гринспена. Этот пост, пишет доктор экономических наук Э. Р. Брэдбери, сделал Гринспена «самой значительной фигурой, влияющей на мировую экономику». Он занимал эту чрезвычайно важную должность до 2006 года, то есть почти тридцать лет, в течение которых его называли «центральным банкиром неолиберализма».

Неолиберальная революция принесла с собой и новое понимание правительства. Государство перестало быть механизмом патерналистского контроля. Вместо этого ему вверялась роль смотрителя и рефери в этой великой игре, ответственного за обеспечение требуемой для нее максимальной свободы. Для поощрения конкуренции было решено дерегулировать бизнес и банковский сектор; приватизировать инфраструктуру – все, что касалось телекоммуникаций, водоснабжения, электричества и газа, а в Великобритании – муниципальное жилье; урезать финансирование искусств; отменить пособия для тех, кто не желал работать, тем самым мотивируя их присоединиться к рынку труда; сократить налоги для творцов – предпринимателей, промышленников и их корпораций, чтобы вознаградить их за выдающуюся игру и позволить им соперничать еще активнее.

С точки зрения такого правительства нового типа «граждане» превращались в «клиентов» или «потребителей», голоса которых следовало собирать, словно монеты на кассе. Эпоха массового производства подходила к концу. Профсоюзы следовало победить. А из пыли шахт и руин фабрик должна была вырасти новая армия умелых и гибких предприимчивых индивидуумов, вольных самостоятельно выбирать, как им жить, в условиях здоровой конкуренции друг с другом.

И этой революции предстояло стать мировой. Законная власть и вооруженные силы государства должны были использоваться для обеспечения бесперебойной работы как внутренних, так и международных рынков. В идеале следовало стремиться к единому конкурентному мировому рынку без каких-либо ограничений торговли или финансовых потоков. Всемирный банк и МВФ могли помочь достигнуть этого, предлагая нуждающимся развивающимся странам кредиты на условии проведения неолиберальных реформ. Наступала эра «глобализации», перемещения денег и услуг по всему земному шару, дешевого труда мигрантов, переноса промышленного производства в бедные страны, финансовых институтов и транснациональных корпораций, которые станут настолько огромными и влиятельными, что в итоге начнут соперничать с целыми странами.

Однако конечная цель этого неолиберального проекта выходила далеко за рамки преодоления экономического хаоса 1970-х годов и заключалась в создании человека новой формации. «Экономика – метод, а цель – изменить душу», – заявила Тэтчер. И тут она не ошиблась. Самый надежный способ изменить эго народных масс – заставить их по-новому уживаться и преуспевать. Геймификация [50] общества породила лозунг «Алчность – это благо», возвестивший невероятный скачок в противоположную сторону от антиматериализма хиппи, выросшего из более коллективной экономики середины XX века. Эта новая и более острая форма конкурентного индивидуализма означала ослабление поддержки со стороны работодателей и государства, что, в свою очередь, приводило к ужесточению требований к индивидууму. Чтобы ужиться и преуспеть в этом неолиберальном мире, надо было стать способнее, умнее и быстрее своих соседей, удвоив, а затем и утроив умопомрачительную силу своего «я».

Первые симптомы этой революции проявились в 1982 году, когда Джейн Фонда, выпускница Эсалена, сняла свой видеокурс упражнений по аэробике Workout Video, который разошелся более чем миллионным тиражом и дал начало фитнесмании, не закончившейся по сей день. В следующем году в американских роддомах начало происходить нечто странное. Как минимум с 1880 года, как показывает исследование, охватывающее свыше 300 миллионов человек, родители обычно называли своих детей традиционными именами, такими как Джон, Мэри или Линда. Но в 1983 году впервые резко выросло количество необычных имен, и эта тенденция продолжала усиливаться в 1990-х и 2000-х годах. Как считает профессор Джин Твендж, одна из авторов этого исследования, отцы и матери выбирали уникальные имена, надеясь, что благодаря этому их ребенок «будет выделяться и станет звездой».