Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Но выход из тупика был вскоре найден. В ту пору в стране уже вовсю развивалось очень перспективное кооперативное движение, жёстко и расчётливо задавленное в начале 1990-х монополистами и компрадорами, сориентированными на импорт, сырьевую экономику и полную зависимость от Запада, за что Данте поместил бы Ельцина с Гайдаром в круге ада, где парятся предатели своего отечества. Но у меня был армейский приятель Жора Улановский. Работая в Бауманском райкоме ВЛКСМ, я его выручил, помог без выговора восстановить комсомольский билет, утраченный во время дембельской пьянки, а потом устроил на работу в типографию «Литературной газеты». Он как раз занялся типографским бизнесом и по-дружески достал под мою книгу вагон бумаги, имевший как бы две цены – символическую, государственную, и реальную – рыночную.

Собственно, на этой разнице, по-научному – марже, и поднялись первые наши миллионеры. Пользуясь служебным положением или связями, они брали сырьё по казённой цене, а продавали по рыночной. Жора купил бумагу по рыночной. Он-то знал, что моя предыдущая книга «Сто дней до приказа», выпущенная в 1988 году «Молодой гвардией», разошлась молниеносно и стояла в «обменниках» на самой высокой, «золотой», полке. Напомню тем, кто забыл: тогда в борьбе с книжным дефицитом, а заодно и с чёрным рынком была придумана хитрая система книгообмена. В магазинах оборудовали витрины, где любой библиофил мог выставить принадлежащую ему книгу, указав те издания, на которые он готов обменять своё сокровище. Для удобства книги разделили на несколько категорий в соответствии с востребованностью. Так вот, «Сто дней до приказа» отнесли к высшей категории: на мой сборник можно было выменять любую, самую редкую книгу, даже «Секс в истории человечества».

Жора не без оснований планировал не только покрыть убытки, но и заработать. И вдруг вагон бумаги бесследно исчез, испарился со склада «Советского писателя». Я помчался к директору издательства Владимиру Николаевичу Ерёменко, между прочим, отцу моего давнего товарища прозаика Володи Ерёменко, но руководитель лишь развёл руками, мол, что же ты хочешь, бардак в стране, а мы не исключение. Но в знак дружеского расположения напоил меня чаем с сушками. Деньги за бумагу Жоре, конечно, вернули, но исходя из госцены, а это на порядок меньше потраченных средств. В общем, сплошной убыток.

Понятно, что такие издательства, где бесследно пропадают вагоны, где не понимают своей выгоды, не смогли соперничать с нарождающимися оборотистыми частными предприятиями. Вскоре знаменитый «Советский писатель», выпускавший сотни книг в год, превратился в заурядную контору типа «Рогов и копыт», жил за счёт сдачи в субаренду помещений, а потом и вовсе исчез, как не было. Последнему директору, в прошлом инструктору ЦК КПСС, за мошенничество впаяли семь лет. Условно.

Скромный офис юного издательства «ОЛМА-Пресс» размещался возле метро «Менделеевская». Самая большая комната была отведена под стильно обставленный кабинет главного редактора. Олег Ткач, обладатель чёрного пояса карате, подтянутый, пружинистый, ходил беспрерывно из угла в угол и вёл с авторами высокоинтеллектуальные беседы о жизни, отечестве и творчестве, заканчивавшиеся обычно вопросом о размерах предстоящего гонорара. Когда писатель называл сумму, Ткач лучезарно улыбался, просил подождать пять минут и скрывался в смежной комнатушке. Там сидел за пустым столом Узун, бывший десантник, массивный, как забывший диету боксёр-тяжеловес. Перед ним лежал большой калькулятор с разноцветными клавишами. Олег сообщал запрошенную сумму, Володя морщился и стенобитными пальцами тыкал в крупные кнопки, что-то складывая, вычитая и деля, потом хмуро смотрел на полученный результат и говорил «да» или «нет». В зависимости от этого Ткач, вернувшись к автору, подтверждал условия или продолжал вести высокоинтеллектуальную беседу до тех пор, пока писатель не соглашался на более скромные условия оплаты.

В «ОЛМА-Пресс» меня привёл Александр Гурвич, впервые выпустивший «Козлёнка» в свет в своём издательстве «Ковчег». Он вступил в партнёрские отношения с Узуном и Ткачом, после чего разочаровался в книжном деле навсегда и бросил это занятие. А Гурвичу рекомендовала мою рукопись, если не ошибаюсь, Алла Шевелкина, переводчица с французского языка. Она в своё время способствовала выходу во Франции в издательстве «Ашет» моей повести «Парижская любовь Кости Гуманкова», имевшей там успех. В связи с этим «Ашет» заказал мне новый роман и выдал под чернильницу аванс – шесть тысяч франков – деньги по тем временам огромные, во всяком случае для меня. На пятьсот франков (чуть меньше ста долларов) можно было всей семьёй нормально жить месяц, даже два. Для сравнения: за 500-страничный том избранного издательство «Республика» в 1994 году заплатило мне всего сто долларов.