В начале 1998 года мне позвонил Вячеслав Шалевич, художественный руководитель недавно созданного Театра имени Рубена Симонова. Своим неповторимым вальяжным басом он сообщил, что хочет поставить «Козлёнка…» на сцене. Срочно нужна инсценировка! Но я ещё помнил, как три года меня безрезультатно мучили и морочили в Академическом театре имени В. Маяковского с постановкой «Апофегея», о чём подробно будет рассказано в эссе «Драмы прозаика». В итоге вышел «пшик», точнее – «пшиш». Не желая повторять бесплодных усилий, я предложил: пусть театр сам закажет инсценировку опытному драматургу. Шалевич почему-то выбрал Елену И. – литературную даму с гриппозным лицом и голоском отличницы. Мне она была давно известна как хорошая поэтесса, ставшая к тому же победительницей телепередачи «Стихоборье», которую я придумал и вёл в 1994–1996 годах на канале «Российские университеты». В качестве приза мы при поддержке «Союза реалистов» выпустили сборник её стихов «Лишние слёзы» – милую исповедь тонкой горожанки, чья лирическая героиня любит одного, спит с другим, а замужем за третьим.
Но как автор инсценировки Елена меня страшно разочаровала: выдала такую непрофессиональную ерунду, что я просто оторопел, возмутился и всё переделал. Потом, правда, кое-что добавил в пьесу, взяв из текста романа, Эдуард Ливнев – постановщик. Тогда я жутко злился и даже при встречах с Еленой воротил нос в сторону, но теперь благодарен: именно во время переписывания её отчаянной халтуры мне впервые пришла в голову мысль засесть за оригинальную пьесу, что я и сделал, сочинив через год «Левую грудь Афродиты».
Успех спектакля «Козлёнок в молоке» превзошёл все ожидания. Актёры Игорь Воробьёв (Витёк) и Инна Глухих (Анка) стали на Арбате людьми легендарными, их узнавали и шептали вслед: «Вон из «Козлёнка…» пошли!» Некоторое время роль рассказчика исполнял в качестве приглашённой звезды Валерий Гаркалин – тогда спектакль играли не в маленьком помещении Театра Симонова, а, например, в огромном киноконцертном зале гостиницы «Космос». И свободных мест не оставалось. Сидели в проходах. Всего сыграли, кажется, 556 спектаклей. Наверное, все пьесы авторов «новой драмы», вместе взятые, столько раз сыграны не были.
Однако 28 декабря 2014 года на сцене сварили последнего «Козлёнка…». Некоторые зрители, видевшие спектакль не раз и не два, встав для прощальных аплодисментов, не сдержали слёз. Но ничего не поделаешь: Шалевич не смог или не захотел уберечь своё детище от поглощения Театром им. Евгения Вахтангова. Едва он умер, началась аннексия. И хотя Минкульт обязал вахтанговцев наиболее популярные спектакли симоновцев перенести на свою сцену, «Козлёнка…», несмотря на редкую зрительскую любовь и аншлаги, в репертуар не взяли. Почему? К большому искусству причины отношения не имеют: просто мы в «Литературной газете» покритиковали как-то худрука Театра имени Е. Вахтангова Римаса Туминаса, гражданина Евросоюза, за отсутствия интереса к современной России и отечественной драматургии, а также за издевательства над русской классикой. Сам Туминас отмолчался, но директор Театра имени Е. Вахтангова Кирилл Крок, который по праздникам любит наряжаться Наполеоном (я не шучу!) наотрез отказался от «Козлёнка…», объявив его безнадёжно устаревшим. Однако не успел я погоревать, «Козлёнок…» возродился, как феникс из пепла, на сцене Хабаровского драматического театра, а потом и в отличной антрепризе, которая кочует теперь по нашей огромной стране, радуя зрителей. Недавно на моём авторском театральном фестивале «Смотрины» «Козлёнка…» показали снова – и зал ликовал.
С «Козлёнком…» связана и ещё одна странная история, и она не хуже самого романа-эпиграммы характеризует нравы эпохи. В конце 1990-х, будучи руководителем сценарной группы первого отечественного мегасериала «Салон красоты», я познакомился с режиссёром Валерием Харченко, который жаждал снять кино про «Козлёнка в молоке». Он даже нашёл продюсера, готового вложиться, но тот, ознакомившись со сметой, удивился и стал разбираться, откуда нарисовалась столь несоразмерно большая сумма. Режиссёр осерчал на такое крохоборство, когда речь идёт о большом искусстве, и уговорил меня уйти от жадного финансиста: доводы показались убедительными. Вскоре неугомонный Харченко познакомил меня с новым продюсером Кириллом Мозгалевским, в ту пору мужем актрисы Московского театра сатиры Алёны Яковлевой, дочери народного артиста Юрия Яковлева. А тем временем в самом Театре сатиры разворачивалась интрига вокруг моей комедии «Хомо Эректус». Но это отдельная история, подробно изложенная в эссе «Драмы прозаика».