Село милосердия

Поповьянц разозлился окончательно. Как же Гришмановский намерен действовать дальше? Собрать людей, свезти их под крышу и уложить на солому — только часть дела. И не самая главная. Не сидеть же, сложа руки, в ожидании манны небесной? Рафаэль мог бы, конечно, добавить, что у него нет не только необходимых инструментов, но и нужного опыта. Хирург с годичным стажем… В мирных условиях его ни к одной самостоятельной серьезной операции не допустили бы. Но сейчас обстоятельства необычные. Они даже не на фронте, а в тылу врага…

— Мы, кажется, распределили обязанности, Афанасий Васильевич, — сурово сказал Поповьянц, и было странное несоответствие между молодостью говорившего и уверенностью, звучавшей в его словах. — Разошлите крестьян во все концы и обязательно к Артемовке. Пусть ищут в санитарных машинах любые медикаменты. А я уж пока как-нибудь выкручусь…

Глаза Гришмановского потеплели, в голосе прозвучало уважение:

— Прости, Рафаэль! Прости, я подумал… Впрочем, не все ли равно, что я подумал. Ты здесь главный и пока единственный хирург. Действуй!..

Подозвав Ольгу Комащенко, Поповьянц дал ей задание найти нитки и иголки.

— Какие? — недоверчиво переспросила Ольга, слышавшая разговор врачей.

— Самые обычные, портняжные. И еще пилу… Желательно лучковую. Поняла? Беги…

Сара липших вопросов не задавала. Лишь задумчиво сказала, что пока не придумала, как быть с автоклавом.

— Попроси у местных женщин котел размером побольше. Продрай с песочком… Чем не стерилизатор? Поспрашивай у стариков бритву. Кто-нибудь наверняка имеет. Простую опасную бритву… Ее тоже в котел.

Увидев Олексиенко, сидевшего возле школы, Рафаэль окликнул его:

— На вас, Марк Ипполитович, возложены обязанности завхоза. Правильно?

— Навроде того, — не без гордости отозвался Олексиенко.

— Мне нужен самогон. Много самогона. Достанете?

— Потукаем, — пробормотал ошарашенный Олексиенко. — Для сугрева, значит? Это мы понимаем…

Рафаэль улыбнулся. Не хотелось разочаровывать деда, но врать было ни к чему.

— Нет, Марк Ипполитович, первачок нужен в сугубо медицинских целях. Вместо спирта. Позаботьтесь, пожалуйста, о его постоянном запасе.

Через два часа все было готово. Поповьянц тщательно вымыл руки, продезинфицировал их самогоном и в сопровождении Сары шагнул в маленький класс-операционную, где на столе лежал раненый. Так началась его первая операция в Кучаковском госпитале.

Гришмановский терпеливо ждал. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что он волнуется и тревожится за исход ампутации. Сидит человек на крыльце, беспечно помахивает прутиком, точно ему больше делать нечего. Во рту цигарка, фуражка сбита на затылок.

Военврач умел держать себя в руках, но он более чем кто-либо другой понимал, насколько важна для них эта первая операция. Успех Поповьянца вселит в раненых надежду на исцеление, поднимет жизненный тонус, поможет выздоровлению. И наоборот, если хирурга постигнет неудача, сам факт этот посеет в душах уныние и безысходность. Да и сам Поповьянц еще слишком молод, чтобы не поддаться сомнениям в собственных способностях. И тогда будет совсем худо.

Тихо подошла Валя Голубь, присела рядом.

— Не переживайте, Афанасий Васильевич, — сказала мягко. — Все обойдется, вот увидите.

— А если нет? — спросил он. — Представляешь, какой это будет удар для остальных… Боюсь, не выдержит хлопец. Без помощи сколько часов лежал, крови потерял много. Сердце может сдать.

— Выдюжит, — сказала Валя убежденно. — В таких условиях человек как бы второе дыхание приобретает.

— Твоими устами да мед бы пить, — сказал Гришмановский.

Уверенность девушки подействовала ободряюще, и он с благодарностью подумал: хорошо, что Валя рядом. С виду она истинный одуванчик, дунет ветер посильнее — вмиг улетит. Но была в ней, несмотря на внешнюю хрупкость, внутренняя сила. Валя не только помогала управляться с ранеными, но заботилась также о нем. Ходить бы Гришмановскому голодным, если бы не девушка, умевшая находить с местными жителями общий язык. Она достала продукты, выстирала его белье. Да и поселились они в одной избе, только в разных комнатах.

— Не пойти ли нам до дому? — спросила Валя. — Вижу, намаялись вы за день, Афанасий Васильевич.

— Посидим еще немного. Поповьянц, наверное, скоро выйдет… — Однако Гришмановскому не удалось дождаться конца операции. К нему подбежал деревенский паренек и, оглядываясь по сторонам, спросил:

— Дяденька, ты моряк?

— Разве в форме не разбираешься? — серьезно отозвался Гришмановский, поправляя фуражку. Глаза его затеплились. Он очень любил детей и когда-то мечтал стать педиатром, а пришлось лечить не коклюши и ветрянки, а стреляные и колотые раны.

Паренек сделал таинственный знак рукой и, наклонившись, прошептал на ухо:

— Дядька Родион задание дал найти моряка. Понятно? Сказал, чтоб быстро и секретно… Давай, дяденька, иди до него.

— Веди, коли велено, — сказал Гришмановский, поднимаясь с крыльца.