Сельский врач

Корней Лукич ходил по больнице с таким видом, будто сам был назначен главным врачом. Он больше всех радовался и думал, что теперь дела пойдут лучше и никто не станет гнать его, старого фельдшера, на пенсию. Он еще чувствовал в себе силу и бодрость, он еще думал поездить на вызовы и поспорить с Василием Сергеевичем о диагнозах. Хотя спорить ему было все трудней и трудней, потому что молодой доктор не терял даром времени, и он, Корней Лукич, все чаще говорил: вы правы, Василий Сергеевич… И про себя удовлетворенно раздумывал: «Вот что значит сельская практика, пойди-ка потягайся теперь знаниями с Василием Сергеевичем. Молодчина он…»

Еще не совсем просохла дорога, а Борис Михайлович заторопился уезжать. Василий попросил Шматченко и сестер помочь Лапину грузить вещи, но тот отказался, дескать, без помощников обойдусь, и сам в поте лица таскал узлы, чемоданы.

Закутанная в пуховый платок, одиноко сидела в кабине убитая горем Лариса Федоровна.

— Поехали! — с остервенением крикнул Борис Михайлович.

Машина тронулась. Из-под колес брызнула, жидкая грязь.

Федоровские медики молча стояли у больничной калитки.

— Да что это мы, как на похоронах! — воскликнула Юлия. — Уехал, ну и шут с ним. Василий Сергеевич, занимайте дом!

— А что мне делать в нем одному?

— Что делать? Жениться нужно, вот что!

— А пойдешь за меня?

— Юля, скорей соглашайся, пока есть свидетели, — с улыбкой подтолкнула девушку Клавдия Николаевна.

Юлия смеялась.

— О, нет! Мой час не настал.

— Все ждешь своего особенного?

— Жду и обязательно дождусь!

К Василию подошла Нина Суханова.

— А мне кому должность свою передавать? — тихо спросила она.

— Вы разве не хотите работать старшей сестрой? — удивился Василий.

— Хочу, но…

— Пожалуйста, работайте.

3

Сегодня у Иринки праздник — в школе выпускной вечер.

Всю эту неделю Василий слышал неутомимое стрекотание швейной машины за перегородкой: Иринка шила праздничное платье. Порою она упрямо спорила с бабушкой, доказывая, что никакая портниха ей не нужна, что платье она сошьет сама и не хуже любой федоровской модистки. Иногда в дом забегали подружки-десятиклассницы и о чем-то горячо шептались.

И вот сейчас Иринка стояла перед Василием Сергеевичем счастливая и взволнованная, и глаза ее как бы допытывались: вам нравится это новое платье?

— А ты молодец, даже нельзя подумать, что сама шила, — похвалил Василий.

Девушка сияла и вдруг хлопотливо заговорила:

— Ой, Василий Сергеевич, скорей, скорей идемте, а то опоздаем!

— Одну минутку. Закрой глаза.

— Зачем?

— Потом узнаешь.

Иринка зажмурилась и сквозь густые черные ресницы следила за доктором.

— Иринка, без мошенничества, или завяжу глаза.

Стоявшая рядом бабушка, улыбаясь, покачивала головою: ну дети, ни дать ни взять шаловливые дети, но в сердце бабушки вдруг шевельнулась смутная тревога: ох, не напрасно, не напрасно внучка так весела с Василием Сергеевичем, видно, есть что-то в девичьем сердечке… Вот и выросла незаметно, школу окончила, а некому посмотреть да полюбоваться, были бы живы отец и мать… Глаза Ивановны затуманила слеза, и к горлу подкатила полынная горечь.

Иринка не видела слез бабушки. Сгорая от любопытства, она стояла с закрытыми глазами, нетерпеливо спрашивая:

— Можно смотреть? Можно?

— Теперь можно.

На столе Иринка увидела большую голубую коробку, перевязанную розовой лентой.

— Что это?

— Подарок.

Она торопливо развязала ленту, открыла коробку и ахнула: перед ней в синих шелковых гнездышках уютно лежали красивые коробочки, флаконы с духами и одеколоном «Сказка». Такого богатства Иринка никогда не имела, и она сейчас, по-детски радуясь, благодарила Василия Сергеевича за дорогой подарок.

— А теперь можем идти на выпускной вечер, — сказал он.

Над Федоровкой опускались теплые сумерки.

Не чувствуя земли под ногами, Иринка шла рядом с принарядившимся доктором счастливая и гордая. Девушке хотелось, чтобы спутник взял ее под руку, и тогда пусть видели б все, что она совсем, совсем взрослая.

— Здравствуйте, Василий Сергеевич, — приветствовали врача встречные колхозники.

— Здравствуйте, дяденька доктор, — кричали ему ребятишки.

— Смотрите, вся Федоровка знает вас, — с улыбкой проговорила Иринка.

В актовом зале сельской школы гремела радиола. Официальная часть выпускного вечера еще не началась, и вчерашние десятиклассники, по-праздничному разодетые — девушки в белых платьях, юноши в костюмах и галстуках, — танцевали. Не слышалось обычного школьного шума и гама, как будто школьники вдруг утратили способность, беззаботно толкаясь, перекликаться друг с другом, бегать из угла в угол. И те, кто когда-то дергал девочек за косички, сейчас были предупредительно вежливыми кавалерами.

Не успела Иринка войти с доктором в зал, как подошел к ним Юрий, тот самый Юрий, который когда-то ездил в райбольницу за кровью для Коли Брагина, который портрет Пирогова рисовал.

— Разрешите, — с легким поклоном пригласил он девушку на вальс.

Иринка упорхнула.