Сельский врач

— У меня, кажется, есть в сумочке. Вот, пожалуйста, — она протянула ему маленький, в виде игрушечной туфельки, перочинный нож с острым крохотным лезвием.

«Как бы не поломать такой хрупкий инструмент», — подумал Василий.

Вскоре часовая крышка была снята и они вместе, как по команде, воскликнули:

— Идут!

— А теперь положите и пусть часы проветриваются, — посоветовала Тобольцева и лукаво добавила: — Представляю, сколько вам нужно иметь в запасе часов, если после каждой удачной операции прыгать с ними в воду.

Она отошла за кусты, оделась там и, собираясь уходить, посоветовала:

— В следующий раз, Василий Сергеевич, будьте осмотрительней. До свидания.

— Подождите! — вырвалось у него. — Я провожу вас.

— Что вы, что вы, можете быть уверены — дорога мне хорошо знакома, — с улыбкой ответила она. — А вам нужно часы проветривать.

— Да, да, нужно, — упавшим голосом проронил он.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Как-то ночью Корней Лукич сердито прикрикнул на санитарку, державшую лампу.

— Дарья, да поосторожней ты с лампой! Не лезь, свети как положено!

А после, когда они с Василием вышли из операционной, старый фельдшер сокрушенно жаловался:

— Тут уж, Василий Сергеевич, не знаешь, кого винить: то ли санитарку, которая чуть было вам нынче брови не осмолила, то ли наши никудышные условия.

А условия для ночной работы были действительно никудышными. Василий по возможности старался избегать ночных операций, но болезни, конечно, совсем не считались ни с условиями, ни с желаниями доктора, и ему волей-неволей доводилось становиться к столу, и оперировать при тусклом свете керосиновой лампы. Василий не раз говорил об этом Лапину. Тот сочувственно соглашался и советовал «повременить малость». Василий не отступал. Вот и сегодня, оставшись после пятиминутки в кабинете главврача, он заявил:

— Не могу работать при таком освещении!

«Ага, мой милый, плакаться начинаешь… Это тебе не под крылышком у профессора, это тебе не в городской клинике», — подумал Борис Михайлович, а вслух проговорил:

— Повремени, дружище, и все уладится.

— Да неужели проблема освещения больницы не разрешима? — продолжал удивляться Василий. — Ведь работает же эмтээсовская электростанция, и чего проще — воспользоваться ее энергией!

— Про эмтээсовскую электростанцию я тебе уже говорил.

— Помню, говорил, но мне кажется…

— Главврач бездействует? Главврач сидит сложа руки? Главврач не требует и не стучится во все двери? Это тебе кажется? — оживленно прервал Борис Михайлович. Он достал из стола объемистую папку и, торопливо извлекая оттуда какие-то бумаги, деловито продолжал:

— Вот полюбуйся: это я писал Моргуну, это в облздрав Шубину, это сегодня пошлю министру здравоохранения — пусть и в министерстве знают. Ты, может быть, склонен думать, что я на этом остановлюсь? Нет! В ЦК напишу!

На это Василий холодно заметил:

— Извини, но я все-таки не понимаю, к чему подобная бумажная канитель.

— Бумажная канитель? — дрогнувшим голосом переспросил Борис Михайлович. Он обеими руками сгреб копии писем, будто охранял их от опасного посягательства и сквозь зубы добавил, поблескивая маленькими колючими глазками: — Ты непрактичный человек, идеалист!

— Но я действительно не понимаю, зачем писать министру, зачем писать в ЦК, если этот вопрос можно решить здесь, на месте.

— А ты попробуй реши!

Василий ушел из кабинета расстроенным. «Конечно, к такому, как Лапин, трудно придраться: он прав, он вовремя сигнализировал, вовремя докладывал по инстанциям, кукарекнул, а там хоть не рассветай… А попробовал бы на моем месте поработать ночью в операционной, другое запел бы», — с возмущением думал Василий, понимая, что с такими условиями нельзя мириться, что нужно искать какой-то выход, к кому-то обращаться за помощью. Но к кому? Быть может, поехать к Моргуну в Заречное? А не лучше ли начинать с местного сельского начальства? Сам же Лапину говорил, что все можно решить на месте без бумажной канители.

«Да, можно», — опять в мыслях повторил он и вечерком решил побывать у директора МТС — хозяина электричества.

Но, как говорится, нет худа без добра. В этот день Грушко привел на прием трехлетнюю дочурку с начинающейся ангиной. Василий очень внимательно осматривал малышку, опасаясь, как бы у той не было дифтерии или скарлатины, которые тоже начинаются с ангины.

Корней Лукич рассеял опасения доктора.

— У девочки катаральная ангина и только, — убежденно сказал от.

Отец и доктор облегченно вздохнули. Василий выписал рецепт, объяснил, как принимать лекарства, а потом сказал:

— По делу я хотел к вам, Тихон Иванович. Зайду после приема.

Грушко усадил дочурку на кушетку, а сам подсел к докторскому столу.

— Зачем же откладывать. На прием никого нет, слушаю вас.

Когда Василий поведал о своем наболевшем, Грушко помолчал немного и тихо посоветовал:

— Потерпите, Василий Сергеевич.

— И вы тоже к терпению призываете. А интересно, сколько терпеть, год, два или целую пятилетку?