Сельский врач

— Видите ли, — рассудительно начал Грушко, — с электрификацией колхоза вообще дело обстоит скверно. Мы в стороне от государственных электролиний, речка наша для строительства гидростанции непригодна. Прошлой весной мы еле-еле коровник электрифицировали.

— В таком случае у меня вопросов нет, — упавшим голосом проговорил Василий. — Коровкам, конечно, электричество нужнее, коровки молочко дают, а за молочко сейчас бьют сверху, за молочко вызывают на бюро райкома и привлекают к партийной ответственности. А за больницу вас на бюро не вызовут и к ответственности не привлекут!

— Зачем же так говорить? — поежился Грушко.

— Да не могу я иначе! — вспылил Василий, — потому что не вам, а мне приходится оперировать при керосиновой лампе. Ведь я, грубо говоря, при таком освещении зарезать человека могу. Понимаете?

— Понимаю. Но сегодня, завтра электричество провести не сможем.

Василий был зол на Грушко. Он с надеждой спешил к нему за помощью, но и этот, как и Лапин, призывает к терпению. Ну хорошо, он, Василий, может потерпеть, над ним, как говорится, не каплет. А разве будет ждать человек, которого, быть может, следующей ночью привезут к нему на операцию? И какое дело больному человеку до того, что Федоровка стоит в стороне от государственных электролиний, что местное начальство не хочет прислушаться к голосу хирурга? Человек потребует спасительной операции и будет прав.

— Остается поднять руки и сказать: сдаюсь, — с гневом проговорил Василий. — Но учтите, я сдаваться не думаю!

— Правильно, зачем сдаваться, — подхватил с улыбкой Грушко. — Вам на фронте быть, наверное, не довелось?

— Нет, — живо прервал Василий, — но я продолжу вашу мысль. На фронте врачи в труднейших условиях делали сложнейшие операции, под открытым небом оперировали, а здесь врач требует каких-то подходящих условий…

— Да не об этом хочу сказать, чудак вы человек. Оперировали меня однажды в палатке. Помнится, лампочка горела, маленькая, но яркая. От аккумулятора кажется. А что, если и вам сюда этот самый аккумулятор?

— Откуда взять его, — понизил голос Василий.

— Найдем, Василий Сергеевич, Потерпите денек-другой и будет у вас в операционной свет. Договорились?

Дня через два завхоз Шматченко приволок из МТС заряженный аккумулятор.

— Спасибо, опять вы меня выручили, — благодарил потом Василий Тихона Ивановича. — Должник я ваш.

— Э, нет, Василий Сергеевич, — возразил Грушко. — Пока мы ваши должники. Аккумулятор — хорошо, но это не то. Нужно подумать, как провести в больницу электричество. — Он задумчиво потрогал темный ус и убежденно добавил: — В конце концов осилим это дело.

2

Корней Лукич еще в первые дни уверял Василия, что в сельской больнице каждому приходится заниматься понемногу и хирургией, и терапией, и детскими, что участь, мол, такова сельских медиков — универсалы они. Василий, все эти годы увлекавшийся только хирургией, не верил в этих универсалов. Врач, по его мнению, должен иметь определенную специальность: хирург есть хирург и в другую область медицины он вмешиваться не обязан. В клинике, например, зачастую так и было, если кто-то из хирургических больных пожалуется на сердце, немедленно приглашается консультант-терапевт, если появится у больного какое-то непонятное расстройство сна — к постели тут же ведут невропатолога. Василию доводилось бывать на амбулаторных приемах в городских поликлиниках. Там из регистратуры больных направляют к разным врачам-специалистам, да и сами пациенты знают, к какому врачу им следует обращаться за помощью.

Другое дело в сельской больнице. Здесь люди идут на прием к доктору, не задумываясь над его специальностью. Правда, в Федоровской больнице было два врача — терапевт и хирург. Часто амбулаторные приемы проводил сам Борис Михайлович. В такие дни Василий был занят хирургическими больными. Но главврач теперь нередко уезжал на совещания в район или был занят хозяйственными делами, и Василию волей-неволей доводилось быть универсалом. К счастью, рядом с ним всегда бывал Корней Лукич, немало повидавший на своем веку.

Василий без стеснения обращался к старому фельдшеру за помощью, за советом.

Борис Михайлович как-то упрекнул доктора:

— Не понимаю, дружище, как ты, человеке дипломом врача, можешь обращаться за советом к какому-то фельдшеришке. Ведь пойми, Глыбин дальше ихтиолки ничего не видит. Ведь он при всяком удобном случае может сказать: «И чему его учили шесть лет в институте, два года в ординатуре»… И тебя перестанут уважать не только сестры, а даже санитарки. А что подумают больные! Неужели ты этого не понимаешь?

— Представь себе, не понимаю, — возразил Василий. — Не понимаю, откуда у тебя это пренебрежение к старому фельдшеру, основателю нашей больницы. Мы с тобой, как говорится, еще пешком под стол ходили, а он уже лечил, мы с тобой приехали на готовенькое, а он на голом месте больницу строил. Зачем же теперь потрясать над его сединами врачебным дипломом? Кстати сказать, медик он отличный, дай бог каждому иметь такие знания…