Сельский врач

Варвара Платоновна, мать Тобольцевой, вечером однажды остановила доктора на улице неподалеку от своего дома и с легким упреком промолвила:

— Что ж это вы совсем забыли нас, Василий Сергеевич, на огонек не зайдете.

— Здоровые не вызывают меня, вот и не захожу.

— Да ведь к здоровым оно и заходить сподручней, — засмеялась Варвара Платоновна. — А забывать грешно. Зайдемте, Василий Сергеевич, Таня уже с работы вернулась.

— Разве только на минутку, чтобы узнать о вашем здоровье.

— Да, да, расскажу вам про все свои болячки.

Переступив порог, Василий заметил, как обрадовалась Татьяна. Лицо ее сразу озарилось приветливой улыбкой, глаза засияли, словно упали на них яркие лучики света. А может, показалось ему?

— Здравствуйте, Василий Сергеевич. Мама как будто знала, что будут у нас гости, и ужин приготовила праздничный, — весело говорила Тобольцева.

Хотя на столе стояли обычные для летней поры яства: чуть розоватая дымящаяся картошка, малосольные, с тонким запахом укропа огурчики, кувшин густой простокваши да чай, но ужин показался Василию, действительно, праздничным. И картошка здесь была вкусней, чем дома, у Ивановны, и огурчики ароматней, и чай слаще.

Василий сидел напротив Татьяны. В цветастом штапельном халатике, разговорчивая и внимательная, она была сейчас по-домашнему близкой, но вместе с тем какой-то недосягаемой. Татьяна вообще вела себя с ним по-дружески сдержанно и, казалось, совсем не замечала его понятных вздохов и красноречивых взглядов. А Василий все больше и больше думал о ней. Она неотступно следовала с ним на ночные вызовы, незримо стояла рядом в операционной, и он порой мысленно советовался с ней, если в чем-либо сразу не мог разобраться.

Правда, подчас в его мысли о ней вносило тревожную сумятицу предупреждение Антонова: «Напрасно стараетесь, доктор, она вашей никогда не будет…». Василий силился забыть об этом предупреждении, не вспоминать о нем. Ему нравилось бывать в доме Тобольцевых, и в глубине души порой мелькало желание остаться здесь навсегда, на всю жизнь с Татьяной. Вон в то окошко, что задернуто белой занавеской, будет стучать по ночам санитарка, вызывая доктора в больницу, а Татьяна сквозь сон скажет: «Опять вызывают…». «Да, да, вызывают, — ласково ответит он. — Спи, Танюша, я скоро вернусь…». И она не уснет до рассвета, до его прихода…

Василий так живо, так явственно представил себе эту сцену, что почудилось, будто и впрямь за окном слышатся знакомые шаги и в стекло вот-вот постучит санитарка.

— Василий Сергеевич, вы о чем-то задумались? — спросила Татьяна, и голос ее показался ему подозрительным, точно каким-то чудом она проникла в тайники его мыслей и разгадала его скрытое желание…

Василий встрепенулся и покраснел, не в силах взглянуть на нее.

— Нет, нет, — пробормотал он тихо, — я слушаю вас.

— А мы с мамой вас хотели послушать, — улыбнулась Татьяна. — Говорят, вы снова сегодня оперировали и спасли человека…

— Рядовая операция, — скромно отозвался он.

— Завидная у вас работа. Вы сразу видите плоды своих деяний, — сказала Татьяна.

— Вот, вот, доченька, позавидуй теперь, — подхватила мать. — А не я ли тебе говорила, не я ли советовала — иди на доктора учиться. Не захотела. Вот посмотри, какой Василий Сергеевич молодчина, — продолжала Варвара Платоновна, с материнской нежностью поглядывая на гостя.

— А я не в обиде на свою профессию. По крайней мере среди педагогов больше романтиков, чем среди врачей, — ответила Татьяна.

— Напрасно вы так думаете, — возразил ей Василий. — Пирогов, Листер, Кох, Павлов, Бурденко, Вишневский. Разве можно отказать им в настоящей романтике?

— И все равно врачи люди приземленные, — стояла на своем Татьяна.

— Наоборот, истинный врач — большой мечтатель и провидец, — не сдавался Василий.

— Да согласитесь же, наконец, сколько стихов и песен сложено об учителях! Но я, например, никогда не читала стихов о врачах, даже не представляю, как бы они звучали!

— Хотите послушать! Пожалуйста, могу прочесть.

Человечеством правит врач,
Предпочтенье отдам врачу,
Я вручил ему первый плач
И последний свой вздох вручу…

Татьяна ошеломленно смотрела на доктора, и было заметно, что она поражена этим незнакомым ей четверостишием.

— А вы знаете, это здорово… Откуда у вас такие стихи?

— На днях купил в Заречном сборник советского поэта.

— Вы увлекаетесь стихами?

— Грешен. Люблю стихи.

— Вот не думала… Василий Сергеевич, будьте другом, дайте почитать этот сборник, вы меня просто заинтриговали отличным четверостишием.

— Завтра вечерком принесу обязательно, — с удовольствием пообещал Василий.

…Раскаленный за день воздух посвежел, и сейчас от Песчанки-реки тянуло тихой прохладой. Где-то за речкой да за темными горами безмолвно вспыхивали далекие зарницы, словно кто-то пытался там, за горизонтом, разжечь костры и не мог.

Татьяна, как всегда, провожала Василия до калитки.