Семь баллов по Бофорту

Это было, как всегда, в середине марта. На дрейфующих льдинах стали появляться бельки. Погода была неустойчивой. То обжигающий щеки полунощник приносил прозрачную ясность, то воздушные потоки с материка наплывали непроглядным свинцовоночьем. Они отправились в путь рано утром: Петр, его дружок еще по Командорам Федор и крепкий, жилистый старик Терентий, который после встречи с медведем был хром, но зато лучше всех в поселке знал, когда изменится ветер и будет ли на будущий год много моржа и морского зайца. До края берегового льда их провожал старший внук Терентия Терентий-рыжий, возвращавшийся потом с упряжкою в поселок. Старик Терентий, как и Федор, был родом с Мезени и сызмальства кормился рыбой и рискованным промыслом по льду. Ходили оба равно легко, перебегая со льдины на льдину так ловко, что иному со стороны могло показаться, что идти по плавучему льду занятие интересное и даже приятное. Однако стоило новичку-промышленнику выйти на единоборство со льдом, как тот волчком начинал выворачиваться из-под ног, накренялся, скользил, разбегался, ширя разводья. Те, что поосторожнее, тут же кидались плашмя на лед и терпеливо ждали подмоги. Упрямцы платились купаньем в стылой, тяжелой воде, судорогой сводившей тело. И все-таки только упрямцы, наперекор всему, покоряли лед.

Петр, хотя и не был приучен с детства к спорому бегу по льду, приспособился быстро. Опасная, всегда на краю гибели, охота была сродни его крутому, звероватому нраву. Здесь, среди слепых от солнца или синих от туч ледяных полей, безбрежных и ускользающих, как призрачный горизонт, он дышал полной грудью, и тело его, радуясь свободе, наливалось горячей, пружинящей силой. Любые стены, даже самые дорогие, вскорости начинали теснить его, день ото дня лишая покоя. Что-то квелое, фальшивое виделось ему за суетной, невнятной жизнью города. Были Владивосток, Петропавловск-Камчатский, Магадан. Город легко принимал Петра, но он сам никак не мог приспособиться к городу.

Итак, рано утром, когда солнце уже уселось в седловине между двух воронцов, мысом выдающихся в море, они поставили на нарты свою «Воструху» с обитым железом килем и, мягко, как росомахи, ступая в теплых непромокаемых торбазах, повели упряжку на север. Старик Терентий молча шел сзади. Ему не нравилась погода: капризничает, как баба на сносях. Весна началась рано, солнце изрядно пригревало к полудню. Того и жди: напитавшись теплом, дохнет материк в океан туманом и влагой. Тогда свободный лед далеко отдрейфует на север, и кукуй себе, пока не переменится ветер. Но и Петр, старшой, был прав: бельки ждать не будут, вылиняют в хохлушу — и год пропал.

Припай далеко уходил в море. Прошлой осенью, когда пошло сало вперемешку с осколками льда, когда из грязновато-серой шуги лепился заберег и припай, дули беспорядочные, лихие ветры. Оттого весь прибрежный лед отчаянно заторосило, и нарты то и дело приходилось тащить на руках. Когда солнце достигло высшей своей точки, они наскоро пообедали, разогрев на спиртовой горелке консервы и чай, передохнули и снова двинулись в путь.